Книга Иван Царевич и серый морг, страница 18 – Янина Корбут

– Большое тебе человеческое спасибо, – с сарказмом ответил я, затаптывая сигарету кроссовкой. – Я уж как-нибудь разберусь.

– Или ты всерьёз думаешь, что сможешь что-то изменить? Ну, посадят одного гада, на его место сразу же найдётся ещё несколько. Мир останется прежним: таким, каким его задумали. А следующий раз твоя помощь следствию может встать поперёк горла кому-то из авторитетных людей и тебе арматурой башку проломят. Пусть милиция делает свою работу, а мы будем делать свою.

Я поднялся, чтобы уходить, и прямо физически почувствовал, как Сева неодобрительно качает головой, глядя мне в затылок.

В универе тоже всё шло своим чередом. Если послушать людей, не посвящённых в медицинскую тематику, учёба в меде – ужас. Мол, нет времени ни на себя, ни на личные отношения. Не знаю. На первом курсе это ощущалось не так остро. Если вовремя всё учить (а я старался даже на дежурстве находить свободные минуты), то информация усваивалась постепенно.

Но читать приходилось много. Повезло, что я изначально был готов к отведению большого объёма памяти на обучение. И что мама с папой передали мне приличный набор генов. При всём этом я всё чаще задумывался, правильно ли я поступил, выбрав медицину.

Волков своё слово сдержал, поставил мне зачёт. За это я прилежно посещал его пары и дополнительный курс. Самое интересное – неожиданно для себя я втянулся. Всегда хотел понимать людей глубже, чем в повседневной жизни. Мне казалось, это выводит мышление на новый уровень, чего мне не хватало в последнее время. Но я боялся слишком увлечься профайлингом и окончательно понять, что медицина – это не моё, ведь точно знал: если что-то меня действительно увлечёт, я не смогу остановиться.

Наверное, самым главным плюсом курса было то, что почти все теоретические моменты, обычно скучные, у Волкова сопровождались или наглядной демонстрацией, или же хорошими примерами из жизни.

– Если у вас есть глаза и уши, чтобы видеть и слышать всё что нужно, вы можете быть уверены, что ни один преступник ничего не скроет. Даже если он сам молчит, проболтаются кончики пальцев. Каждая мелочь будет посылать вам знак. Ваше дело – уметь это уловить. На сегодня всё.

Волков захлопнул свой ежедневник, как делал всегда, когда пара подходила к концу. Я обычно старался задержаться, задать какие-то вопросы. Не скрою, мне очень хотелось поговорить с Волковым про голоса покойников. С тех пор как следователь поймал душителя, я понял, что трупы действительно говорят со мной. Это не плод моей фантазии. Волков был доктором медицинских наук и вполне мог разбираться в таких отклонениях. Конечно, был ещё Сафронов, но он дружил с дедом и сразу бы доложил о моих проблемах. Волков же был человеком чести: попроси я его, уверен, это осталось бы между нами.

В этот раз он предложил мне зайти в лаборантскую. Она располагалась смежно с кабинетом химии со стороны классной доски и имела два выхода: один – в кабинет, другой – в коридор.

Я обратил внимание на большой пластиковый короб на подоконнике.

– Это формикарий, – отследив мой взгляд, сказал Волков.

– Что? – удивлённо переспросил я.

Профессор охотно пояснил:

– Искусственный муравейник. Забрал на работу, у нас в доме капитальный ремонт делают, постоянный шум. Муравьи не любят такое.