Книга Иван Царевич и серый морг, страница 4 – Янина Корбут

Я не знал, как обычно бывает возле морга, но почему-то это место казалось мне приютом молчаливой тишины. В это же утро жизнь у железной двери кипела: кто-то требовал зажигалку, кто-то спрашивал номер Савельича, пробегавшая мимо дама в шапочке толкнула меня острым локтем и буркнула: «Ходят тут посторонние». Только сейчас я заметил, что стоявшие у двери мужики держат носилки, накрытые простынёй. Один из этих мужиков, с мясистым лицом, и домогался огонька, мечтая закурить.

Я окликнул его и кинул зажигалку.

– Ты кто? – видно, он заметил мой растерянный взгляд.

– Я Иван Царёв. Насчёт работы. Где найти Марину Геннадьевну?

– Жабу? – переспросил мужик, блаженно затягиваясь.

– М-м-м… не знаю. Может, и жабу. Я её не видел.

– Хрен его знает, Иван Царёв. Сегодня в больнице проверка, все на ушах. Бегает где-то… Или прыгает.

Он заржал, довольный своей шуткой, но его окликнул хиловатый товарищ, намекая, что сигаретой не худо бы поделиться. Мужики отошли в сторону и заговорили о своём.

– Хрень какая-то, ну и к кому здесь обратиться? – сказал я сам себе, усевшись на каменный выступ в полной уверенности, что сегодня не мой день.

– А что тебе надо?

– Уже сам не знаю. Утром собирался тут работать.

Сначала я ответил, и только потом до меня дошло, что это не мой внутренний голос. По крайней мере, раньше мне с самим собой общаться не приходилось. Тем более женским голосом.

Я вскочил и огляделся. Мужики стояли ко мне спиной, окно сзади было закрыто, и поначалу я ничего не заметил. Пока взгляд мой не упёрся в носилки, сиротливо брошенные у крыльца слева от меня.

– Ты пришёл в нужное место, – снова донеслось оттуда. А сердце моё со всего разбегу ударилось о рёбра. Первым порывом было подойти к носилкам и поднять простынь. Неужели это какой-то розыгрыш? Там что, живой человек?

Внутри бушевали противоречивые мысли. Это я вчера перебрал или просто начал сходить с ума? Слуховые галлюцинации? И тут же пришёл ответ – друг мой, Суслик! Это он, паскуда, притащил на вечеринку стыренную у отчима водку. Всем известно, что тот алкаш: пьёт всё, что горит. А вдруг палёная попалась? Сам Суслик не пил, а нам предложил, гад. Может, я вообще сижу дома на диване, а мне всё это мерещится?

Я попробовал пощипать себя за руку, но не пришёл ни к каким определённым выводам. И решил всё-таки поинтересоваться:

– Ты кто?

– Труп.

– А, ну если так… И как дела? – осторожно спросил я, не придумав ничего лучше. Раньше мне не доводилось болтать с покойниками, так что начать решил с нейтральных вопросов.

– Ещё спрашиваешь! Разве не видно, что дела мои совсем плохи?

– В смысле, ты в раю или в аду? – поспешно конкретизировал я.

– Ещё не знаю, – уже спокойнее ответила покойница. – Просто все эти мысли меня уже заколебали. И поговорить не с кем. Оказывается, после смерти тебя никто не слышит. Ты первый, кто отозвался.

– Отозвался? Вообще-то, я думал, что просто перебрал…

– Почеши пятку, будь другом. Левую. Я ноги натёрла. Знала же, что не надо новые босоножки обувать, но они ж красивущие, сил нет! У Шурки, кстати, за полцены урвала. Вот и надела – теперь мозоли на всю ногу, а между пальцами и на пятках жутко чешется.

Словно заворожённый, я сделал шаг к носилкам. В животе скрутился тугой узел, я всё ещё плохо соображал. Белая кисть руки с поломанными ногтями была вывернута ладонью вверх, и я увидел на ладони едва заметный отпечаток. Словно что-то долго вдавливали в кожу. Как будто бы две палочки, образующие крест. Приподнять простыню? Глянуть?