Книга Блики смерти, страница 41 – Наталья Гриневич, Елена Фили, Галина Ярось, и др.

Михаил вдавил тормоз в пол. Они как раз добрались до клиники. Выскочив из машины, Эльза рванула внутрь.

— Он не появлялся, — заверял охранник. — Я только закончил обход. К ней заходил лишь врач.

— Заходил? Мужчина?!

Охранник кивнул.

— Ее врач женщина! — взревела Эльза и что есть мочи понеслась по коридорам.

Долетев до палаты, она дернула дверь и ввалилась внутрь.

Мужской силуэт в белом халате склонился над телом девочки. Свет из коридора подсветил его — это был уборщик.

— Я обещал о ней позаботиться, — сказал он, оскалившись.

— Отойди от моей дочери! — прошипела Эльза.

— Мама? — сонно пробормотала Вика.

Уборщик схватил руку девочки и вонзил в нее шприц. Эльза бросилась на него, но Михаил отпихнул ее в сторону и сбил с ног убийцу.

— Я свет мира! — зарычал уборщик.

Михаил попытался завести руки преступника за спину, но тот ловко извернулся и ударил следователя в пах. Одним прыжком он подскочил к двери, но там его уже ждали Роза и Марк.

Эльза бросилась к дочери. Из ее руки торчал шприц. Сыворотка до сих пор была в нем.

* * *

Звонкий детский смех разлетался по гостиной. С лица Эльзы не сходила улыбка.

— Удивительно, что вы позвали на ужин этих двоих, — восторгался Михаил.

— Умение прощать — одно из качеств, которое я хочу привить дочке.

— Тра-та-та-та, — взревел Марк, целясь пультом от телевизора, будто это был пистолет.

— Мы должны его обезвредить! — закричала Роза, и вместе с Викой они кинулись на импровизированного преступника.

— А нашего убийцу признали невменяемым и отправили в психдиспансер, — сообщил Михаил. — В отличие от тюрьмы, там его могут держать до конца жизни.

— Значит, он больше никому не навредит, — ответила Эльза. — Ах да, хотела спросить, почему вы носите крестик в кармане?

— Да цепочка порвалась…

Эльза кивнула и позвала:

— Все к столу!

I

Вершины краснели под ногами одна за другой. Свет полз по склонам, поднимался снизу, и долина Обако скалилась жуткой улыбкой. Будто смеялась над монахом Бо, хотела укусить, предупреждала. В пасти Обако время выло на тысячу струн. Туман извивался на самом дне, искусанный ветром, будто богиня Бэнтэн высекла белого змея струнами своей бивы и бросила умирать.

Бо потер щеку снегом. Рана закричала, расступилась, обнажив красные мышцы рассвету.

Бо прижал щеку. Пальцы побежали по ране, подтягивая края, будто вместо густой крови в ней был клей. Боль нехотя отступила, рассыпав киноварь по вершинам рассветных гор. Со дна долины поднялось блеклое облако памяти.

Бо сразу ее узнал и, прогоняя морок, потряс головой. Касуми сидела перед ним в тумане, пальцы гладили талию бивы. Как и всегда, исчезать она не собиралась.

— Ты ведь сама отказалась идти за якудзу замуж! — прошипел ей Бо.

Касуми улыбнулась, собрав вокруг глаз тонкие морщинки.

— Я все сделал, как ты хотела, освободи меня, — слова полыхнули яростью, облако задрожало киноварью, а Касуми молча дернула струну и запела.

Она всегда пела о призраках. Про старый храм, превращенный в бордель, и про женщин, чьи души вырвались на свободу, чтобы мстить каждому, чья удача приведет их в храм. Касуми смотрела не моргая, и взгляд ее падал на дно пустого сердца Бо. Песня навевала тоску, засыпая его мелким снегом. Бо цепенел, сливаясь с памятью.

Вдруг сзади хлопнули седзи. Бива утихла, а Бо оглянулся в белоснежную пустоту.