Книга Продавец времени, страница 45 – Евгения Кретова

Но происходящее завораживало, лишало возможности двигаться от любопытства и заставляло детское неискушенное сердце биться часто-часто в понимании – что бы сейчас не происходило, это глубоко тайное, запретное. Это не позволено было видеть никому, от того мать увела витязя подальше от дома, за деревья, подальше от людских глаз и молвы.

Княгиня перехватила кота удобнее, свободной рукой дотронулась до плеча воина:

– Ступай с миром. Прощенья не ты должен просить, а я у тебя.

Мужчина перехватил ее руку, припал губами к запястью. Неждана видела, как тяжело поднимаются его полечи в беззвучном стоне.

– Как же так случилось, Чернава?

Княгиня мягко высвободила руку, прижала ее к груди:

– Не вернешь ничего… Ступай.

Обойдя его стороной, направилась к терему. Воин встал с колен, окрикнул:

– Чернава!

Мать замерла, но не повернулась, а лишь чуть склонила голову к плечу.

– Помню, сказал тебе запретное… Слово – не воробей, его назад не вернешь, да и время вспять не пустишь. Но хочу запечатать его другим словом, чтобы стереть и умалить вред. Позволишь ли ты?

Он стоял, переминался с ноги на ногу, рассеянно поглаживал рукоять меча. Неждана по интонации, по мелькнувшему в глубине неспокойных глаз огню, почувствовала – недоброе задумал витязь. Сердце застыло.

– Не знаю, что ты можешь сделать, чтобы изменить… – Княгиня пожала плечами.

Что-то в его облике изменилось.

– Я больше никогда не появлюсь перед тобой, – прошептал, а в голосе Неждана отчетливо уловила угрозу.

«Уходи!» – кричало детское сердечко, предчувствуя беду.

– Если так, то говори, – мать повернулась.

Неждана почувствовала, как холодеет все внутри, а страх сковывает дыхание – Радимир шагнул к княгине, положил руки на ее плечи – та встрепенулась, постаралась отстраниться, но воин лишь крепче взял ее в тиски, склонился коршуном. Заговорил тихо, неистово и с напором:

– Расчертила ты мне жизнь, Чернава, на лоскуты порвала, нет мне ни покоя, ни милости, скитаюсь из года в год, ищу упокоения. Да не берет меня ничего, потому что тебе сердце отдал, потому что судьбу тебе свою вручил, да растоптала ты ее…

– Радимир! – княгиня выставила вперед руку, кулаком уперлась в грудь воина, отвернула лицо, избегая смотреть мужчине в глаза.

Но тот изловчился склонился так, чтобы взгляды их встретились. Радимир заговорил горячо, будто охваченный лихорадкой:

– Я проклял тебя тогда, все дни, что провел с тобой проклял. Память о тебе проклял и выжег каленым мечом из сердца. Но молва о тебе то и дело змеей обвивала мне руки, скользила в сердце, прорываясь гадюкой, по́едом поедая, заживо изживая…

Мать, наконец, смогла его оттолкнуть, но лишь на мгновение – в следующее Радимир схватил ее за плечи, жестко встряхнул, оторвав ноги от тропинки. Княгиня ахнула, с трудом сдерживая крик, то и дело оглядываясь на крыльцо княжеского дома:

– Уйди!

– Ненавижу! – бросил он с такой яростью, что Чернава перестала биться в его руках и будто онемела. – Пусть сдохнет в тебе то, что держит на этом свете. А уж на том, чаю, свидемся… На том я тебя разыщу…

Рыжая кошка, которую княгиня все это время прижимала к груди, вырвалась и с диким шипением вцепилась Радимиру в лицо, расцарапав от брови до подбородка. Мужчина закричал. Отпустил, наконец, княгиню, и скорчился. Схватился за исцарапанное лицо.