Книга После развода. Бывшая любимая жена, страница 92 – Анна Томченко

— Софа, иди сюда. — Хрипло прошептала я, прижимая невестку к себе.

Она развернулась у меня в руках, ткнулась носом в грудь. Рыдания сотрясали её, а я могла только проводить ладонью ей по волосам и шептать, что все будет хорошо.

— Мне его даже не дали. Мне не дали моего малыша. Там было так страшно. Там врачи кричали. Говорили, что это не роды, а потом забрали его у меня и не пускали. Я даже посмотреть на него не могла. Я пыталась выйти, а они меня ругали, говорили, что ничего я там хорошего не увижу. Вот он лежит мой. Слишком маленький. Я не знаю смогу ли я выйти с ним с больницы.

Кофта тут же стала мокрой от её слез. Я прижимала её к себе, целовала в висок.

— Все будет хорошо. Я обещаю, я обещаю. — Шептала я, стараясь сама прийти в себя.

— Назар говорит, что я не контролирую себя, что я с ума схожу. Мне даже ребёнка не дали на руки. Я уже сколько времени лежу, а я не могу подойти к нему. Мне поцеловать его охота. Ты же видишь какой он маленький? И он не набирает вес. И вообще, выйдем ли мы отсюда вместе?

София согнулась пополам. Я постаралась её перехватить, чтобы она не упала на пол, но в итоге вместе с ней села. Она обняла себя за плечи, стала раскачиваться.

— Я не знаю, что нас ждёт. Может быть, я вообще не смогу взять его на руки. Мне медсестра говорила, что там с лёгкими проблема и вообще все плохо. Настолько плохо, что я не знаю…

Объятия были пропитаны горем. Я чувствовала, как по капле из меня уже вытекала жизнь. София плакала чуть ли не кровавыми слезами, захлёбывалась словами. Я старалась хоть как-то её привести в себя.

Но пока мы сидящие в коридоре, хотели справиться с собственными страхами, медсестра, которая за этим за всем наблюдала, опять вызвала врачей. Пришла санитарка, стала поднимать Софию с пола, а она упиралась, кричала, говорила, что не хочет уходить отсюда, она хочет смотреть на сына. Её никто не слышал. Её вывели из коридора и проводили в палату, куда я заявилась десятью минутами позднее. София лежала под капельницей, безумными глазами рассматривала стену.

— Пусть лучше я умру. Пожалуйста, пожалуйста. Пусть лучше я умру. — Шептала она. — Пусть лучше я умру, чем мой малыш никогда не услышит слова колыбельной… Обернусь я белой кошкой и залезу в колыбель. Я к тебе, мой милый крошка. Я теперь твой менестрель…

Я вытирала дрожащими руками слезы. Хотела хоть что-то сделать, хоть как-то помочь.

И уезжая из перинатального центра, я не назвала адрес своей квартиры. Я назвала другой.

И двигаясь к лифту, я пыталась успокоиться, потому что знала, что он разозлится, когда увидит слезы.

Я постучала в дверь и буквально через пару мгновений Адам открыл её мне.

Мы застыли на пороге: я со слезами на глазах и просьбой, которая витала в воздухе между нами. Он с сосредоточенным лицом, с осознанием, что что-то случилось. Я всхлипнула, шмыгнула носом, тихо произнесла:

— Софа. София.

Адам качнулся ко мне. Горячие руки схватили за плечи. Он прижал меня к своей груди, обнял. Уткнулся носом мне волосы. Я слышала, как оглушающе билось его сердце.

— Я все исправлю, обещаю.

Рыдания сдавили горло. Я от бессилия и боли не знала, что делать.

Поэтому просто обняла его.

Адам

Через неделю забрал Устинью домой.

Слава Богу, криворукие нерадивые врачи, которые меня боялись и обходили третьей стороной по отделению, все-таки смогли сделать тест на генетику. И бедный трясущийся мужичок, раскладывая передо мной анализы, сидел и заверял: