Книга После развода. Бывшая любимая жена, страница 93 – Анна Томченко

— Адам Фёдорович, все хорошо. Вот посмотрите, вот видите, никаких нарушений нет.

— Это точно хорошая лаборатория? — Спросил я, глядя поверх головы врача.

— Да, да, будьте уверены, если вы хотите, мы можем ещё в нескольких лабораториях пересдать.

— Пересдайте, — произнёс я, не привязываясь, не доколупываясь, а просто стараясь снизить вероятность ошибки.

Мне не хотелось, чтобы мой ребёнок как-то страдал, мне не хотелось, чтобы Тина страдала.

— Но смею вас заверить, что с малышом действительно все хорошо. Мы через промед посмотрели все заключения узи недавние, все идеально, сердцебиение хорошо прослушивалось.

Я кивнул. Устинью не стал в это посвящать, ей сейчас и так нелегко, она боится за мать, она боится за Софию, она боится за Родиона. Почему-то казалось, что мне хотелось, как в мультике крокодил Гена: «Гена, давай я возьму чемоданы, а ты возьмёшь меня» вот так и у меня с Устиньей. Она переживала за маму, за Софу, за Родиона. А я буду переживать за нее и за всех остальных вместе, возьму на ручки.

Это было правильно.

Привезя Устинью, я побыл какое-то время с ними, в основном затем, чтобы переговорить с Родионом, более подробно узнать его планы, упёрся рогом — развод и лишение родительских прав. На каком основании, конечно, непонятно, он собирался лишать Дашу родительских прав, но я на это обязательно посмотрю, посмотрю, еще может, масло в огонь подолью, потому что сейчас он действовал импульсивно, не понимая, что может быть женой, она была дерьмовой, может быть, хозяйкой она была криворукой, но ребёнок от этого не страдал. Я тем более понимал его злость и обиду, что столько лет она умудрялась врать, при этом ещё втягивая в это Назара. Я прекрасно понимал его, просто я не верил в то, что у него получится лишить её родительских прав. Оснований нет. Если бы она, бухала, где-нибудь валялась на обочине, оставив ребёнка со своим собутыльником, да если бы она пристрелила человека, да если бы у неё была нарко или алкогозависимость, но ничего этого не было. Ну а беспорядочные половые связи ты попробуй, иди докажи. И я его попросил переехать к Устинье только ради того, чтобы он хотя бы все это контролировал, хотя состояние у сына и так было без каких-либо наваленных проблем сверху подавленное. Но я считал, что трудности закаляют, трудности выращивают сильную личность.

Пора расти, малыш.

После этого отправился к матери. Улучшений никаких не было, настолько не было улучшений, что врач, боясь мне произнести вслух то, о чем я думал, мялся. И отводил глаза.

— Мы можем что-то ещё сделать? — Спросил я, пытаясь, расплести этот клубок. — Давайте, может быть, пригласим каких-то врачей из Питера. Может быть надо лететь за границу.

— Ну, вы понимаете, в таком положении, в таком состоянии транспортировать маму…

— Это уже не ваша проблема, — вызверился я. — Я найду, я решу этот вопрос. Просто скажите, что мы ещё можем сделать?

— Адам Фёдорович, как бы я не хотел сказать действительно что-то хорошее для вас, я не могу. Мы можем развести эту мышиную возню, но я не верю в хороший исход. Она должна была прийти в себя после операции. Мы поставили стенд, но она не приходила в себя. И это говорит одно то, что она сейчас просто повисла на перепутье: ни туда, ни сюда.

Впервые за все это дурацкое время хотелось вены вскрыть. Мне казалось, что мать на себя взяла весь огонь, мать отдала себя, чтобы у неё внуки родились, правнуки.