Книга Измена. Ты не защитил меня, страница 10 – Энди Дорн

Мир начинает расплываться по краям. Звуки становятся далекими и нереальными. Холод от асфальта больше не чувствуется, его заменяет странное оцепенение.

Последнее, что я вижу перед тем, как провалиться в темноту — это тусклый свет фонаря где-то далеко впереди. Он мерцает, как звезда, недостижимая и равнодушная.

И я понимаю, что теряю сознание. Здесь, на холодном асфальте, в луже собственной крови, одна в целом мире.

— Малыш… — это последнее слово, которое я шепчу перед тем, как темнота поглощает меня целиком.

Максим

Час спустя Виктория уходит, оставив после себя лишь легкий шлейф дорогих французских духов. Этот аромат словно обволакивает весь кабинет, впитывается в кожаную обивку кресел, в тяжелые шторы. Я сижу за столом, просматриваю отчеты, но мысли текут вяло, а в теле еще живет приятная расслабленность.

Тянусь за телефоном, чтобы проверить почту, и только тогда замечаю шесть пропущенных вызовов. Все от Ксюши.

Сердце делает неприятный скачок. Шесть звонков? Это многовато даже для нее. Обычно она звонит раз, максимум два, если не отвечаю. А тут…

Смотрю на время последнего вызова: полчаса назад. Как раз когда Виктория… Черт. Я же отключил звук после первого и перевернул телефон.

Набираю номер жены, прижимая трубку к уху. Длинные гудки. Раз, два, три… Никто не отвечает. Странно. Ксюша всегда берет трубку практически мгновенно.

Набираю снова. Те же бесконечные гудки, которые отдаются в висках. С каждым звуком тревога нарастает, растекается в груди холодным потоком.

— Ну же, Ксюш, отвечай, — бормочу я, начиная ходить по кабинету.

Но телефон молчит.

Что-то не так. Определенно что-то не так. Ксения никогда не игнорирует мои звонки. Даже когда мы ссорились — а ссорились мы редко, она слишком мягкая для конфликтов — она всегда отвечала.

В голове начинают роиться мысли, каждая хуже предыдущей. А что если… Что если с ней что-то случилось? Она же беременна, четвертый месяц. А вдруг ей стало плохо? В автобусе душно, особенно вечером, когда все едут с работы. Может, ей не хватило воздуха?

Или токсикоз? Врач говорил, что у нее довольно тяжелая форма, хотя Ксюша старается не жаловаться. По утрам я слышу, как ее тошнит, но она делает это тихо, почти беззвучно, чтобы не мешать мне. А что если на улице ей стало плохо?

Хватаю пиджак и несусь к выходу. Лифт кажется невероятно медленным, каждый этаж — вечностью. В подземном гараже спотыкаюсь, бегу к машине, руки трясутся, когда вставляю ключ в замок зажигания.

Мотор ревет, и я выжимаю газ в пол, выскакивая на дорогу. Наш дом в двадцати минутах езды, но сейчас каждая минута кажется часом. На светофорах барабаню пальцами по рулю, постоянно поглядываю на телефон — вдруг она перезвонит.

Молчит.

В голове крутится одна мысль: «Только бы все было хорошо». Только бы с ней ничего не случилось. С ними — с ней и с ребенком. Нашим ребенком.

Странно, но о Виктории я даже не думаю. Как будто последний час просто не существовал. Как будто не было ее рук на моей груди, ее губ на моей шее, аромата ее духов, который до сих пор чувствуется на коже. Все это кажется каким-то нереальным, словно дурной сон.

Есть только страх. Холодный, липкий страх, который сжимает горло и не дает нормально дышать.

Наконец поворачиваю в наш двор. Парковка, лифт на седьмой этаж, ключи в дрожащих руках…