Книга Измена. Ты не защитил меня, страница 33 – Энди Дорн

Дни тянутся медленно и однообразно. Я почти не выхожу из своей комнаты. Читаю старые книги, которые остались здесь со школьных времен. Смотрю в окно на пустую улицу. Сплю по двенадцать часов в сутки, но все равно чувствую себя разбитой.

Любой громкий звук заставляет меня вздрагивать. Когда соседи включают музыку или во дворе лает собака, я инстинктивно съеживаюсь, прикрываю голову руками. А если на улице появляется незнакомый мужчина — почтальон, слесарь, кто угодно — я прячусь за шторой и жду, пока он уйдет.

Сердце начинает бешено колотиться, дыхание сбивается, руки дрожат. Я понимаю, что это неправильно, что нужно что-то с этим делать, но не могу себя контролировать.

Мама и папа стараются меня не трогать, не задавать лишних вопросов. Они просто рядом. Мама готовит мои любимые блюда, которые я почти не ем.

Проходит две недели такой жизни в коконе. Каждый день одинаковый: просыпаюсь, смотрю в потолок, встаю только в туалет, снова ложусь. Мама приносит еду, я делаю вид, что ем, а потом выбрасываю остатки в окно, когда она уходит.

Сегодня утром мама заходит в комнату с особенно решительным видом.

— Ксюш, — говорит она, садясь на край кровати. — Мне нужно в магазин за продуктами. Пойдешь со мной?

Я инстинктивно съеживаюсь под одеялом.

— Не могу, мам. Не хочу.

— Доченька, — голос у нее мягкий, но настойчивый. — Ты уже две недели не выходишь из дома. Это неправильно. Нужно хотя бы на воздух.

— Мне не нужен воздух.

Мама молчит несколько секунд, потом вздыхает.

— Ксюш, сходи в магазин. Не хочешь со мной, сходи одна. Мне нужно молоко, хлеб и масло. Список напишу.

Я поворачиваюсь к стене.

— Не могу.

— Можешь, — в ее голосе появляется та учительская строгость, которую я помню с детства. — Ксения, я понимаю, что тебе тяжело. Но так нельзя. Ты не можешь всю жизнь просидеть в этой комнате.

Она встает, подходит к окну, раздвигает шторы. Яркий мартовский свет заливает комнату, и я зажмуриваюсь.

— На улице такая красота, — говорит мама, глядя в окно. — Снег тает, появляются первые проталины. Скоро весна, Ксюш. Жизнь продолжается.

— Моя жизнь закончилась, — шепчу я в подушку.

Мама разворачивается ко мне. Я вижу краем глаза, как ее лицо становится строгим.

— Прекрати, — говорит она резко. — Хватит жалеть себя. Да, случилось страшное. Да, тебе больно. Но ты жива, Ксения. И пока ты жива, ты обязана жить, а не существовать.

Ее слова делают больно, но одновременно что-то во мне откликается на эту строгость.

— Мне страшно, — признаюсь я.

— Знаю, милая, — голос мамы снова становится мягким. — Но страх нужно преодолевать. По кусочкам, постепенно. Начни с малого. Дойди до магазина и вернись. Это всего пятнадцать минут.

Я лежу и думаю. Пятнадцать минут. Совсем немного. Может быть, я справлюсь?

Я медленно сажусь на кровати. Голова кружится — я слишком долго лежала.

— Хорошо, — выдыхаю я. — Попробую.

Мама сразу оживляется. Достает из кармана бумажку с уже готовым списком. Значит, она была уверена, что уговорит меня.

— Молоко, хлеб, сливочное масло, — читает она. — И вот деньги. Сдачу можешь потратить на что-нибудь для себя.

Сдачу можно потратить на себя. Совсем как в детстве. Я даже на миг улыбаюсь.

Встаю с кровати на ватных ногах. Подхожу к шкафу, достаю джинсы и свитер. Одеваться страшно, ведь это значит, что я действительно собираюсь выйти из дома.