Книга Измена. Ты не защитил меня, страница 75 – Энди Дорн

И я помню тот день, когда она сказала мне о беременности. Страх в ее глазах, надежду, ожидание моей реакции. Я обнял ее тогда, сказал, что все будет хорошо. А сам думал о том, как это изменит мою жизнь, как ограничит мою свободу.

Какой же я был дурак! Какой слепой, эгоистичный дурак!

Просыпаюсь я от собственных рыданий. Щеки мокрые от слез, в горле ком. Плачу, как не плакал с детства. Плачу о потерянном счастье, о разрушенной семье, о сыне, которого никогда не увижу.

Плачу о той Ксюше, которая любила меня безоговорочно, и о которой я не сумел позаботиться.

Когда слезы наконец заканчиваются, я смотрю на часы. Половина седьмого утра. На улице еще темно, но где-то далеко, на горизонте, начинает брезжить рассвет.

И я принимаю решение.

Я завожу машину и еду в местный храм. Это небольшое, но красивое здание из красного кирпича. Я никогда не был верующим человеком. В детстве бабушка иногда водила меня в церковь, но для меня это были просто ритуалы, лишенные смысла.

Сейчас все по-другому.

Я вхожу в храм и сразу чувствую особую атмосферу. Тишина здесь не пустая, а наполненная. Пахнет ладаном и воском, горят свечи, где-то тихо читают утреннюю молитву.

Подхожу к лавке, где продают свечи. Пожилая женщина в платке смотрит на меня внимательно, но без осуждения.

— За здравие и за упокой? — спрашивает она тихо.

— Одну за здравие, — говорю я, голос звучит хрипло после слез. — И одну… одну за упокой младенца. Моего сына.

Женщина кивает, не задавая лишних вопросов. Дает мне две тонкие восковые свечи и показывает, куда какую поставить.

Я иду к иконостасу. Вставляю одну свечу в подсвечник, зажигаю ее от соседней.

— За здравие Ксении, — шепчу я, чувствуя, как снова подступают слезы.

Вторую свечу ставлю к другой иконе.

— За упокой младенца… — голос ломается.

— За упокой моего сына, — заканчиваю я.

Становлюсь на колени прямо там, на холодном каменном полу. Люди вокруг на меня не смотрят, каждый погружен в свои молитвы, в свою боль.

— Господи, — начинаю я, не зная правильных слов, не помня молитв, которым учила бабушка. — Я не знаю, как к Тебе обращаться. Не знаю, имею ли я право просить о чем-то.

Слова идут откуда-то из самой глубины души:

— Я был плохим мужем. Отцом даже не успел стать. Я предал самого дорогого человека в своей жизни. Из-за меня погиб мой ребенок. Из-за меня моя жена страдает.

Я сжимаю руки:

— Прости меня, если можешь. Не знаю, заслуживаю ли я прощения, но прошу не за себя. Прошу за нее. Помоги ей исцелиться. Помоги ее сердцу зажить. Дай ей силы простить меня или… или дай ей силы забыть меня и найти счастье с другим.

Последние слова даются особенно тяжело, но я произношу их:

— Я готов отпустить ее, если это сделает ее счастливой. Готов исчезнуть из ее жизни, если мое присутствие причиняет ей боль. Только дай мне знак. Покажи, что правильно.

Молчу несколько минут, слушая тишину храма, наблюдая, как трепещут пламя свечей. Ищу ответ, знак, что-то, что укажет мне путь.

Но приходит только покой. Странное, непривычное ощущение умиротворения.

Может быть, это и есть ответ. Не отчаиваться, не сдаваться, но и не давить. Просто ждать и любить, что бы ни случилось.

Выхожу из храма с легким сердцем. Впервые за долгое время чувствую, что делаю что-то правильное.

Возвращаюсь к дому Ксении и снова занимаю свой пост.