Книга Сопротивляться бессмысленно, страница 12 – Юлия Резник

С опаской озираюсь по сторонам. На таких сборищах, как правило, не бывает беззаботных девиц, с которыми можно без последствий и танцев с бубном потрахаться. А на другое у меня нет ни времени, ни сил. Вот почему обществу незамужних подруг хозяйки дома я и предпочитаю компанию ее пятилетней дочери.

Наверное, эти мысли проступают у меня на лице, потому что Ирка откидывает голову и смеется. Я цокаю, закатив глаза. И отвлекаюсь на зазвонивший вдруг телефон. Чуть приподнявшись, достаю тот из кармана. Мельком гляжу на экран и зло поджимаю губы.

«Тегляева выпустили под подписку. Судья — Пашков».

Мир вокруг, кажется, становится на паузу. Как будто кто-то нажимает на кнопку «стоп». Я перечитываю текст три раза, хотя такой поворот был вполне ожидаемым, и все сильнее закипаю.

Ножки стула подо мной входят в землю от того, как я резко подхватываюсь. Веселье отходит на второй план. Равно как и планы хорошенько отдохнуть и набить желудок. Остаются только злость, горечь во рту и вопрос: что дальше?

— Ты куда? — удивляется Ирка, перехватывая меня на полпути.

— Вызывают на работу, — вру я. — Попрощаешься за меня с Аськой?

Ира растерянно кивает. Я стремительно пересекаю двор, выхожу за калитку и достаю сигарету. Черт! А ведь мне удалось продержаться без этого дерьма аж два дня!

Подкуриваю. Впускаю никотин в легкие. Тот горчит, распирает грудь. Мне бы воздуха, а я поддаю отравы, механически втягивая ещё больше дыма.

Подписка. Подписка, блядь! Для человека, которого вообще нельзя выпускать из клетки. Пашков… Пашков. Это кто вообще? Имя судьи ни о чем мне не говорит. Но в конечном счете разве так уж важна его личность?! Такому, как Тегляев, далеко не один Пашков готов лизать зад, давая свободу и безнаказанность в обмен на какие-то свои бенефиты.

А мы, опера, стоящие на страже закона, в этой схеме не более чем расходник. И хорошо, если обойдется без выговора, потому что лишение премии у нас за здрасте. Мы всегда крайние. И нет никакого смысла злиться, да. Это же не впервые! Это скорее «обычно», чем «из ряда вон», пора бы уже привыкнуть. Но от этой мысли почему-то только сильнее тошнит.

Я иду по парковке, сжимая зубы до хруста в челюстях. Потому что когда-то, сто лет назад, я пришёл в эту систему как идиот, уверенный, что смогу сделать этот мир лучше. Думал, что если быть честным, упрямым и справедливым — тебя оценят. Спойлер: хрен там. Ты либо ложишься под эту систему, либо она тебя перемалывает и отторгает. Иногда это случается параллельно.

Я тушу сигарету о кованый заборчик, окружающий дом. И поднимаю взгляд в небо, по которому лениво плывут облака. Жизнь идёт своим чередом. Это бесит. Потому что у Сабины Игольниковой она вполне может пойти наперекосяк или прерваться вовсе. А я ведь обещал ей, что ее обидчик понесет наказание. Слова о том, что я действительно сделал все, от меня зависящее — ничуть не успокаивают бурлящее в душе недовольство. Потому что у нас тут не про справедливость. У нас тут про терпение. Или про выгорание. А я пока где-то между.

Возвращаюсь в машину. Сажусь. Долгое время не включаю зажигание. Просто сижу, кажется, впервые задаваясь вопросом, зачем это все, и не поздно ли включить заднюю. С психом луплю ладонями по рулю и, наконец, замечаю в зеркале собственное отражение. М-да… Красавчик! Тени, тушь, гребаная помада, размазанная, как у клоуна после трехчасового корпоратива. И заколки в форме сердец.