Книга Моя Мия. На осколках первой любви, страница 61 – Лина Коваль

— Спасибо.

Минут десять едем в полнейшей тишине. Кажется, Громов и думать забыл про мои проблемы, но я уверена, что он обмозговывает обрушившуюся на него информацию.

— Я так понимаю, это шантаж? — хмурится Мирон, поглядывая в зеркало заднего вида. — Что тебе надо было сделать?

— Завалить зачёт, — произношу еле слышно.

— И ты пошла на поводу у шантажиста? — взбешено восклицает.

— А что мне было делать? — развожу руками.

— Рассказать отцу, как минимум.

— Только попробуй, — предупреждаю, грозя ему пальцем.

— Почему ты…

— Это не обсуждается, Мир.

— Но по-че-му? Ты можешь мне внятно объяснить?

— Не хочу, чтобы отец видел… Там такой ужас… Кринж.

Мотаю головой. Немыслимо.

— Я помню всё до мелочей, — ворчит он под нос. — Ничего такого ужасного там не было, не нагнетай. Если бы ты там сексом занималась или, ещё невообразимее, делала минет.

Он хохочет, будто сама мысль о том, что я могу делать что-то подобное вызывает только улыбку.

Это злит чрезвычайно.

— Что за «ещё невообразимее»? — оскорбляюсь. — Что смешного в том, что я могла делать кому-то минет?

Смех мгновенно прекращается, а мужские ладони с силой стискивают руль.

— Ты же несерьёзно? — его глаза метают в меня молнии.

— Надеюсь, это ты несерьёзно, — парирую. — И смею тебе напомнить, у меня есть парень, который взрослее тебя на три года.

Последнее звучит немного по-детски, но я стараюсь об этом не думать.

— При чём здесь возраст и секс? — удивляется Громов. — Мне кажется, здесь больше влияют другие величины, — подмигивает мне.

— Ой, всё, — зажимаю уши. — Хватит, пожалуйста.

Он снова смеётся и, кажется, успокаивается.

— Ладно. Так почему ты не рассказала отцу, Карамелина?

— Мне стыдно, — морщусь. — Он считает меня такой идеальной. Так гордится. Когда я думаю, что папа когда-нибудь увидит нечто подобное, у меня руки дрожат.

Киваю на сложенные ладони.

Мирон тяжело вздыхает и тянется к ним, приободряюще сжимает мои пальцы. Улыбаюсь ему в ответ.

— Спасибо…

— Ты не права, Мия.

— Почему?

— Семья — это место, где тебя примут любой.

— Я никогда не была «любой». Всегда вела себя подобающим образом. Училась на отлично.

— Всё так, — соглашается Мирон.

— Тогда откуда ты знаешь, примут ли они меня после такого видео? — удивляюсь.

— Руслан с Элиной тебя любят, — пожимает он плечами.

— Идеальных все любят.

Кроме тебя, — договариваю про себя.

Ты питаешь слабость к порочным и грязным. Желательно без трусов.

— Загоняешься, Мий. И делаешь из мухи слона.

— Я умру, если это видео опубликуют, Мирон. Просто умру от стыда в ту же секунду. Сгорю дотла.

Громов оглушительно цокает и склоняет голову раздумывая. Снова сжимает мои ладони. Впервые чувствуя поддержку, ощущаю солёные слёзы на губах.

— Противоположность стыда — это свобода, — тихо произносит он. — Пока ты чего-то стыдишься, ты в тисках и кто-то умело этим пользуется.

— Кто это может быть? — искренне недоумеваю.

— Скорее всего, тот, кто хорошо тебя знает…

Благодаря начавшемуся снегопаду, на место мы приезжаем только к пяти часам вечера. Согласно указанному адресу, останавливаемся у серого высокого забора и ржавых ворот.

Мои наушники так и остались спокойно лежать в рюкзаке, а мы всю дорогу общались. Перебирали всех моих подруг и университетских знакомых.

На самом деле, это ужасно незаслуженно и стыдно.