Книга Моя Мия. На осколках первой любви, страница 74 – Лина Коваль

— Ааа, блин. Что-то припоминаю. До Нового года ещё было на соседней кафедре. У них же «Конкурс Студенческого Дизайна» проходил. Так вот… спонсоры не предоставили подарки и пришлось быстро выкручиваться самим.

— А что шоколадки все закончились? — заразительно смеётся Громов.

— Да ты же знаешь Ольку, их секретаря. Ей вечно больше всех надо. Вот она и заморочилась. На новогодней вечеринке раздала всем участникам.

— Ясненько, — разводит он руками, глядя на меня, а потом хмурится. — А ты не знаешь, Лесь, блокноты делали в единственном экземпляре?

— Сто процентов. На эти-то у ректора кое-как деньги выбили. Ты же знаешь наши законы. Платные идеи — хреновые идеи.

— Ага. Ну ладно, Леська. Давай, забегу на днях.

— Давай-давай, — с придыханием отвечает она. — Чайку попьём, расскажешь, как там у тебя с сессией.

— Лады. Отбой.

Мирон устало заваливается на кресло и нажимает кнопку на руле, чтобы отключить звонок.

— Такие дела, Карамелина, — почёсывает колючий подбородок, затрагивая нижнюю губу.

Шокировано пялюсь на него.

Олеся… Кто она такая вообще?!

В первый раз слышу.

Чувство собственничества, несмотря на абсурдность, скребётся под грудью. Выжигает уверенность в себе, и я снова становлюсь влюблённой в него подружкой.

Ни той девушкой, которую он ночью касался.

А маленькой Мией с отвергнутой любовью.

— Что с тобой? — приподнимает Мирон брови. — Расстроилась, Сахарок?

Не отводя глаз от его лица, тихо проговариваю:

— Поцелуй меня.

Мирон мельком мажет взглядом по моим губам и отворачивается.

— Дай мне время, — рычит, ударяя по рулю побелевшими костяшками. — Я же попросил.

Мотаю головой и повторяю:

— По-це-луй ме-ня.

Сла́бо пыхтящий двигатель «БМВ» — единственное, что слышу в ответ!

Чёрт тебя возьми, проклятый Громов!

Я… хочу. Чтобы он. Меня. Поцеловал.

Хочу проверить.

Понять.

А если отвергнет… раз и навсегда закрыть эту страницу и списать прошлую ночь на аллергическую реакцию от длительной банной процедуры.

Списать и забыть. Продолжить жать дальше. Мне надо знать. Я имею право знать, черт возьми.

Полминуты не шевелюсь.

Глаз с него не свожу. Осматриваю сдавленную скулу, широкий подбородок и тёмную прядь волос, упавшую на высокий лоб.

Разочарование уже отдаётся гулом в ушах, когда я с отчаянием отшатываюсь, а в следующую секунду моих плеч грубовато касается его ладонь, а настойчивые губы сминают приоткрытый рот.

Теперь уже при свете дня.

Вцепляюсь в воротник его куртки и отвечаю на поцелуй. Сначала дерзкий, больше похожий на наказание, а затем неспешно наполняющийся нежностью и неповторимым вкусом.

Прежде чем, его губы становятся моим единственным жизненным смыслом, резко отстраняюсь.

Разглядываем друг друга на расстоянии пяти сантиметров.

— Спасибо, — сла́бо улыбаюсь и склоняю лицо, чтобы зарыться в его шее. — "Мироша", — давлю смешок.

— Пожалуйста, — отвечает он, всё ещё тяжело дыша.

Потирая лоб, отклеиваюсь.

Мирон выезжает с парковки и следующие полчаса оба играем в молчанку. Перевариваем.

— Мы вообще ничего не узнали, — стону, когда решаюсь нарушить тишину.

— Как это? — отвечает Мирон, не сводя глаз с дороги. — Выяснили, что блокнот у тебя в единственном экземпляре. То есть доступ к нему имел только тот, кто рядом.

Кручу в руках злосчастный файл.

— И этот кто-то пришёл с одной лишь страницей в рекламное агентство, — рассуждаю. — Не пожалел денег. Кстати, сколько стоило… хмм… опозорить Милованову? — Не сдерживаю улыбку.