Книга Моя Мия. На осколках первой любви, страница 79 – Лина Коваль

Мирон закатывает глаза и громко матерится.

— Иди в дом, Карамелина. Я сам ему всё объясню, — приказывает.

Черт. Черт. Черт.

Почему он думает, что если я призналась в любви, то буду беспрекословно слушаться?

— Только попробуй, — тихо произношу и сжимаю зубы до треска.

Смотрим друг на друга в упор, пока в стекло с моей стороны не прилетает нервный стук.

— Давай. Я. Всё. Ему. Объясню.

Каждое слово вдалбливает. Ёжусь от начинающейся лихорадки.

— Пока, Мирон, — шепчу, выбираясь на улицу.

Задыхаюсь от налетевшего порыва ветра.

Лёва осматривает меня с ног до головы и кривит губы. Быстро чмокает в щёку. Проигнорировав Громова, захватывает мою ладонь и ведёт к дому.

Мурашки по телу разлетаются.

Душа обратно рвётся.

Прожигающий взгляд греет спину ровно до того момента, пока я не вздрагиваю от пробуксовки и рёва двигателя.

— Придурок, — цедит Демидов и сжимает мою руку.

— Не говори так, — прошу недовольно. — Мне неприятно.

Он деликатно молчит и придерживает дверь.

Захожу в дом и вдыхаю аромат свежей выпечки. Скидываю обувь и, дотянувшись до крючка, убираю пуховик.

Шапку Громова малодушно прячу в рюкзак.

Озираюсь.

Боже. Ощущение, что дома меня не было с неделю. Соскучилась.

— Мия, — восклицает мама приближаясь. — Мы заждались, — мажет тёплым взглядом по лицу Демидова. — Почему так долго?

— Трасса завалена, — вру напропалую. — Долго получилось.

Под внимательным взглядом вспыхиваю.

— Ну, как вы там? Где Мирона потеряла?

— Он уехал, — говорю, пытаясь скрыть свои эмоции по этому поводу.

Уехал.

Надеюсь, не навсегда?.. И не к Ладе?

А если к ней — пусть катится.

Едва начавшаяся лихорадка, заставляет дрожать.

— А где папа?

— Он у Громовых, — мама трудно вздыхает. — А мне не здоровится.

— Что случилось? — взволнованно осматриваю внушительный живот. — Роды? Уже?

— Сплюнь, — смеётся она. — Ещё две недели. Просто давит кругом, нет настроения принимать гостей или самой собираться. Мальчишки убежали Юльку доставать.

Хохочу и вспоминаю о присутствии Льва, устроившегося у лестницы.

— Помнишь, Юльку? — спрашиваю у него успокоившись. — Которая сбила тебя с ног.

— Сбила с ног, — угрюмо передразнивает. — Там было скользко, и я просто не заметил её. Не успел сгруппироваться.

— Юлька у меня такая. Сгруппироваться точно не получится, — с гордостью выговариваю.

Демидов пропускает мимо ушей.

— Ты голодная? — спрашивает мама. — Льва я чаем напоила.

— Нет, — мотаю головой. — Мне что-то не здоровится. Мы наверху будем.

Поднимаюсь по лестнице, чувствуя на пояснице и ягодицах тяжёлый взгляд. Он же не заметит отсутствия трусов под легинсами?

Позорище какое.

Как только дверь за нами захлопывается, Лёва обнимает меня сзади и коротко целует в плечо.

Тело сковывает ужас.

Какая я мерзкая… Из одних объятий сразу в другие.

Может, Мирон был прав, и надо было позволить ему поговорить со Львом? Почему я не согласилась?!

— Что за запах? — морщится Лёва, убирая волосы в сторону.

— Земляника, — пытаюсь аккуратно избавиться от его рук. — Не нравится?

Демидов неопределённо пожимает плечами. Разворачивает меня к себя и тянется к губам. Потом застывает, разглядывая их.

Как мышонок обмираю.

Какая я мерзкая. Подлая. Мои губы горят от поцелуев Громова так, что даже проверять глупо.

— Где вы были? — спрашивает нахмуриваясь.

— В области, — еле слышно произношу.