Книга Развод. Игра на выживание, страница 79 – Лина Коваль

Клянусь.

Сознание работает неправильно. По-животному. Хочется приторного запаха крови. Ощущения жжения на костяшках пальцев, рвать мясо и грызть останки.

Бью по рулю безжалостно.

Слушаю как в студии рассуждают о проблеме отсутствия контроля со стороны таксопарков и государства, пока ведущая не задаёт вопрос, ответ на который выдирает из сердца последние жилы: — Забыла уточнить, был ли у вас мобильный и пытались ли вы набрать «сто — два» или кому-то из родных?

— Телефон был, — хрипит жена. — Я звонила… близкому человеку. Но он не взял трубку.

Опустив голову на руль, пытаюсь справиться с адским пеклом внутри.

В этот раз парашют не раскрылся исключительно по моей вине…

После интервью с Каролиной у меня неожиданно поднялась температура.

Это похоже на вспарывание зажившей раны. Из неё снова хлынула кровь, унося с собой нарывы.

Было очень паршиво.

Но помимо отрицательных эмоций, я ощутила и много жизнеутверждающих. Словно для себя крайне важно было ещё раз пройти этот опыт.

И возможно, быть полезной.

Раньше я вообще не задумывалась, что, даже будучи домохозяйкой, можно просто помогать другим. И дело вовсе не в деньгах. Ведь поддержка на ней не заканчивается.

Я так упорно пыталась что-то доказать родным их же методами. Выгрызала своё место так, как умею. С помощью нового дома, успешного мужа-бизнесмена, дорогостоящей сумки или ненавистного чайного сервиза. Стремилась стать похожей на отца, маму и Олю.

И это тоже довольно закономерно.

Потому что я и есть они. Моя семья.

Это ведь не мной придумано. Так заложено природой. Берёза может сплестись с дубом, прорасти сквозь раскидистые ветви, нежиться в его громадной тени, но от этого не примется плодоносить желудями.

Пример банальный, но факт.

Сейчас, спустя время и массу обстоятельств, наконец-то начинаю прозревать и улавливать важное. Ведь, помимо того, чтобы чувствовать себя частью родовой системы, определяющее значение будет иметь решающий момент — когда ты наконец-то увидишь свои различия с ней же.

Я — Шацкая. Но с оговорками. Со своими зазубринами и неровностями на стволе. С собственной историей, вот уже десять лет тесно связанной с Соболевым. И глупо от этого отнекиваться.

Данное открытие внезапно воодушевило и заставило расправить крылья, как никогда.

Следующим утром, будучи в отличном настроении, везу детей в школу и сад. Отправляясь на работу, первым делом звоню своему адвокату.

— Яна, привет, — отвечает Арсений живо.

— Доброе утро. Я готова обсудить условия соглашения.

— Однако, — удивляется. — Я рад.

— Давай назначим встречу Богдану и его новому защитнику, — надеюсь он уже его нашёл?

— Хорошо, я сегодня же свяжусь с ними. Есть какие-то конкретные пожелания?

— Как можно скорее, Арсений, — твёрдо проговариваю.

— Я тебя услышал. Позвоню.

* * *

Рабочий день начинается сумбурно.

К нам в центр вот уже в третий раз возвращается Тася Волкова.

Девушку систематически избивает муж, которого не смущают двое сыновей, пугающихся до смерти. Бывший подающий надежды, а позже травмированный боксёр-тяжеловесник просто не может найти иное применение собственной силе, кроме как срывать её на хрупкой жене.

Трёхлетние близнецы сегодня ведут себя чересчур неестественно.

Обычно они носятся с другими детьми, играют в монстров и прилипают ко всем подряд с вопросами. Сейчас же молча выполняют просьбы и совершенно не смотрят в глаза. Ближе к обеду тот, что помельче начинает мучительно рыдать, и я срочно вызываю на работу Алексея Геннадьевича.