Книга Хранители смерти, страница 162 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Вы были знакомы с его женой?

– Видел ее на каком-то концерте. У нас большой актовый зал, до сих пор на праздники артистов приглашаем. Вот и тогда приезжали. Многие пришли на концерт с родственниками по пригласительным билетам. Ваня как раз пришел с женой. Познакомил нас, перебросились парой слов. Очень красивая женщина. И дочь, наверное, в маму.

– Игорь Валентинович, а Трифонов когда-нибудь выезжал за рубеж?

Соболев отрицательно покачал головой:

– Ему было нельзя. Второй уровень допуска к секретным материалам. Делегации из социалистических стран приезжали, это да. Мы им экскурсии проводили. Могли они и к Ване заглянуть, но только не на производство. Ваня всегда просил меня: «Не тащи ты их ко мне! О чем нам говорить?» Стеснялся, злился. Но я все равно таскал, потому что нам сверху приказывали непременно выгуливать иностранцев по главному корпусу.

Ваня вообще был человеком непубличным. Однажды приказали ему присутствовать на каком-то съезде в Колонном зале Дома союзов. Он очень не хотел туда идти. Но пришлось. В итоге опозорился. Выпил на банкете, стал падать, да еще у всех на глазах. Нашелся кто-то, отвез его домой на такси. Историю можно было бы замять, но вместе с Ваней от нашего предприятия на съезд послали одного неприятного типа. Вроде бы передовик производства, а стучал на всех, как по расписанию. Вот он-то и шепнул кому-то. Ваню тут же на ковер. Никогда не забуду, как жалко он выглядел. Я был на его стороне, просил за него, ручался. В общем, выиграли мы. Лишили Ваню квартальной премии и влепили строгий выговор. Плохо, конечно, что деньгами наказали, ведь Ваня и без этого получал не так много. Это еще обошлось, а то могли бы и из партии исключить.

– Это было до того, как Трифонов женился?

– Кажется, сразу после свадьбы. А какое это имеет значение?

«Огромное, – мысленно ответил ему Гуров. – Величайшее даже».

– Так мы и работали, – продолжал Соболев. – Встречались, здоровались. Постоянно пересекались. Он для меня так и остался хорошим товарищем. Это сейчас слово «товарищ» стало ругательным, а раньше мы гордились, если нас так называли. Это было как звание. То-ва-рищ. Вслушайтесь. Сильное слово, твердое. Все будет, все получится! – Он помолчал и вздохнул. – М-да.

Гуров был с ним согласен. Соболев был харизматичным, в нем чувствовались основательность, надежность. К тому же он легко делился своими воспоминаниями, не пинал нынешние реалии, не ругал свою страну, и, главное, его не уносило в политику. Все вместе создавало приятное впечатление о Соболеве как о человеке и, конечно, как о товарище.

– Ну а потом развалилась наша страна на части, завод быстро переименовали в «Фотон-М», и я занимаю тут свой пост уже долгие годы. Пришли новые технологии, новые методы управления. Выдерживал не каждый. Ваня пришел с заявлением об увольнении по собственному желанию ко мне лично. Я уговаривал его остаться, но он сказал: «Игорь, я больше не могу. Набегался. Да и не нужен я здесь». А знаете? – повернулся Соболев к Гурову. – Он ведь мог заболеть из-за своей невостребованности. Коридоры наводнили молодые специалисты, а за стенами уже шла другая, непривычная жизнь. Вот Ваня и сломался. Ушел. А ведь ему и шестидесяти не было. Ох, жаль, дружище, что тебя больше нет. Ох, как жаль… Да уж, расстроили вы меня…