Книга Чужая ноша, страница 18 – Марина Крамер

— Хочешь я попрошу Ильина поговорить с Гришей? Просто побеседовать неформально, это ни на что не повлияет, — не сдавался, однако, Леонид Николаевич.

— Ильина?! Пап, ну, ты не услышал, что ли? Гриша нормальный, нор-маль-ный! — отчеканила Анфиса по слогам. — И в консультациях твоего ассистента не нуждается, какими бы они ни были — формальными или нет! И оставь уже Гришу в покое, очень тебя прошу!

Она не хотела признаваться отцу, что и сама замечает за мужем такие странности. Гриша пересчитывал даже кусочки сахара в сахарнице, мог точно сказать, сколько их там было утром, когда он закончил завтракать. Пересчитывал спички в коробке — вроде как между делом, думая о чем-то, но делал это всякий раз, едва коробок попадал в поле его зрения.

Сперва это ее не очень настораживало, но теперь, когда отец сказал ей об этом открыто, Анфиса задумалась.

«А что, если это действительно проявление психического расстройства? И наш ребенок может унаследовать это… Почему мы не обсудили с Гришей такую возможность? Почему он скрыл, если действительно болен? Но с другой стороны, он ведь проходил медкомиссию при поступлении… Нет, папа просто излишне придирчив, он привык подозревать всех в психическом нездоровье, это такая профессиональная деформация…»

Эти мысли начали преследовать Анфису днем и ночью, она стала внимательнее присматриваться ко всему, что делал муж, и с каждым днем находила все новые симптомы, но заговорить об этом с Гришей не решалась.

«Как я могу сказать любимому человеку — иди, проверься у психиатра? Ну, вот если бы мне такое сказали, что я бы почувствовала, что сделала? — думала она, сидя утром в трамвае и прислонившись лбом к стеклу. — Это ведь обидно, да что там — просто оскорбительно… Но с другой-то стороны, я ведь должна как-то себя успокоить, я же теперь не только за себя, я же и за ребенка несу ответственность… надо с мамой посоветоваться, пожалуй».

Не то чтобы Анфиса очень уж надеялась на задушевный разговор или — тем более — совет от матери, они никогда не были особенно откровенны друг с другом, но и носить в себе такой груз она тоже больше не могла.

Тамара Андреевна ее выслушала, помолчала и произнесла:

— Олеся связалась с какой-то дурной компанией, по-моему. Не ночует дома…

Анфиса не верила своим ушам — она впервые за много лет пришла поговорить о себе, а мать снова переводит разговор на сестру. Она тяжело поднялась из-за стола, оставив чашку с недопитым чаем и нетронутый кусок торта на блюдце, и вышла в коридор, начала одеваться.

— Анфиса! — донеслось из кухни. — Ты так и не сказала, как мне быть с Олесей. Может, ты с ней поговоришь?

«Разберись уже хоть с чем-то сама! — рвалось у Анфисы из глубины души. — Это твоя дочь, а не моя! И это вы ее так воспитали, что теперь даже рот открыть боитесь! А у меня своих проблем полно, как выяснилось, и даже поговорить о них мне не с кем, я сама должна все решать, со всем разбираться и за все отвечать!»

Но она по привычке ничего не сказала, вышла на лестничную площадку и закрыла за собой дверь. Почему-то заболел живот, Анфиса машинально положила на него руку и пробормотала:

— Не волнуйся, малыш, я никогда не заставлю тебя нести ответственность за мои решения. Даже если я рожу потом тебе сестру или брата, ты не будешь заменять им меня, обещаю.