Книга Прятки, страница 23 – Диксон Уиллоу

— Хорошо. Пока, мам.

— Пока, дорогой.

Связь обрывается, и я бросаю телефон обратно на стол.

Просто чертовски идеально. Последнее, чего я хочу, — это вернуться в школу на неделю раньше, но у меня нет выбора. Я может и взрослый, но из-за чрезмерной опеки родителей и жесткого контроля, который Сильверкрест осуществляет над своими учениками, у меня нет ни власти, ни самостоятельности, и так будет до тех пор, пока я не закончу школу и наконец не стану самостоятельным.

Волосы на затылке снова встают дыбом, и меня охватывает уже знакомое ощущение, что за мной наблюдают.

С момента моей пробежки на прошлой неделе я не видел никого и ничего подозрительного, и до сих пор не знаю, действительно ли я видел то, что мне показалось. Возможно, это было плодом моего воображения или просто оптической иллюзией, которую мой мозг интерпретировал как человека.

Даже если в лесу кто-то и был, возможно, он просто гулял, курил травку или делал что-то, не имеющее ко мне никакого отношения. Если он гулял или просто находился в лесу, я, вероятно, напугал его, и поэтому он спрятался. Если он занимался чем-то не совсем законным, то, очевидно, он бы спрятался от меня.

Я почти убедил себя, что все это было в моей голове, но потом вчера вечером я получил это письмо, и моя паранойя перешла в гиперрежим.

Джейкоб Фишер мертв. Полицейский отчет был настоящим, как и отчет о вскрытии, который я нашел. Я также точно знаю, что человек, на которого он работал, мертв, поскольку он был известной личностью и об этом говорили во всех новостях, но это проклятое письмо доказало, что кошмар еще не закончился.

Еще одна волна беспокойства пробегает по моей спине, и я инстинктивно оглядываюсь. Конечно, в моей комнате никого нет, но ощущение, что за мной наблюдают, становится все сильнее. Медленно я встаю и подхожу к окну. Я нахожусь на третьем этаже, и из моего окна открывается вид на лес. Вокруг меня буквально ничего нет, кроме деревьев, камней и грязи, но я все равно не могу избавиться от ощущения, что кто-то наблюдает за мной.

Я мог бы закрыть шторы, но по какой-то причине не хочу этого делать. Закрыв их, я чувствую, что поддамся страху, но есть и часть меня, которая не хочет давать тому, кто там может быть, удовлетворение от того, что я закрыл шторы, если он действительно наблюдает за мной. Это глупо и безрассудно, но моя реакция на эту ситуацию — одна из немногих вещей в моей жизни, над которыми я еще имею контроль.

Не поддаваться страху и не жить как отшельник в темноте — это единственная форма сопротивления, которая у меня есть сейчас, поэтому я так и поступаю. Возможно, позже я пожалею о своем выборе, но, может быть, и нет.

Воспоминание о той темной фигуре в лесу приходит из ниоткуда, как и небольшой прилив возбуждения, который я испытывал не только в тот момент, но и каждый раз, когда я об этом думаю.

Страх и паника были реальны, как и сильное чувство ужаса, но под ним было что-то, что я не уверен, что хочу даже признать, не говоря уже о том, чтобы разобраться в этом.

Бег от этой фигуры, была ли она реальной или мнимой угрозой, был захватывающим в такой степени, о которой я даже не подозревал, а выброс адреналина и дофамина дал мне такой прилив энергии, которого я никогда раньше не испытывал, и я понятия не имею, почему.