Книга Медсестра для бывшего. Ты меня (не) вспомнишь, страница 7 – Анна Варшевская

— Диночка, детка, что с тобой? — слышу чей-то голос.

Кажется, соседка. Мне всё равно.

— Ничего, — свой голос слышу словно со стороны. — Я пойду.

Собираюсь с силами и поднимаюсь. Медленно иду к себе, ложусь на диван и проваливаюсь в какой-то странный, тяжёлый сон.

Спустя несколько часов просыпаюсь с раскалывающейся головой и беру телефон. Господи, откуда столько пропущенных с незнакомого номера? Неужели?!..

Мобильный начинает вибрировать в руке.

— Да?

— Апраксина Надежда Леонидовна?

— Да, это я.

— Апраксина Мария Вячеславовна кем вам приходится?

— Это моя мама, — отвечаю на автомате и меня накрывает каким-то удушающим ужасом. — Что с ней?! Кто это?!

— Вам звонят из городской клинической больницы. С вашей матерью произошёл несчастный случай.

В больницу я врываюсь спустя полчаса. Подбегаю к регистратуре, где мне сообщают, что мама в ожоговом отделении, и называют фамилию врача, к которому можно обратиться за информацией. С трудом нахожу в хитросплетении коридоров нужный мне кабинет. Пытаюсь успокоить дыхание и стучу.

— Здравствуйте, — вхожу в крошечную заваленную бумагами комнату. — Я Надежда Апраксина. Моя мама…

— Да-да, садитесь, — мне кивает на стул усталый врач, по виду ему за сорок, может, ближе к пятидесяти. — Так, значит, Надежда, у вашей матери ожоги третьей степени, поражено около тридцати процентов кожи, процентов десять из них — глубокие. Это значит…

— Не объясняйте, — шепчу онемевшими губами. — Я знаю, что это значит. Я учусь в медицинском.

Врач смотрит на меня уже по-другому, кивает.

— Тогда вы понимаете, что сами они не заживут. Потребуется некрэктомия, пересадка кожи, возможно, не одна операция…

— Как… как это могло случиться? — мама такой профессионал, она всегда была осторожна…

— Насколько мы поняли, несчастный случай на производстве, — сочувственно говорит мне мужчина.

— Она поправится?

— Сейчас состояние тяжёлое, но прогноз в целом благоприятный, — осторожный ответ, но другого я и не ждала.

— А участки поражения? — спрашиваю, затаив дыхание.

— К сожалению, один из них — на лице, — помедлив, отвечает он.

Содрогнувшись, утыкаюсь в ладони. Чувствую чужую руку на плече, но меня сейчас вряд ли что-то может утешить. Нет! Я не расклеюсь! Я нужна маме!

— Всё в порядке, я справлюсь, — встаю, глядя врачу в глаза. — И она справится. Она сильная.

Он кивает, и мне даже кажется, что я вижу уважение в его глазах.

— Сейчас к ней, конечно, нельзя, — не спрашиваю, но получаю утверждающий кивок.

— Можете звонить с вопросами напрямую мне, меня зовут Леонид Львович, — говорит вдруг врач, и я, опешив, поднимаю на него взгляд, а он улыбается. — Я уверен, когда-нибудь мы станем коллегами, так что, думаю, вы не будете надоедать мне звонками в час ночи?

— Конечно, Леонид Львович, — киваю и с трудом улыбаюсь в ответ. — Спасибо вам огромное. Я и не ожидала… Ах!

Складываюсь пополам от неожиданной боли, пронзающей все внутренности.

— Надежда?!

Очередной спазм такой силы, что у меня вырывается стон, я падаю на колени, сворачиваюсь клубочком на полу.

Слышу, как Леонид Львович звонит куда-то, командует, что это срочно, потом помню, как резко открывается дверь, вбегают двое врачей в хирургических пижамах, затем следующий приступ боли, и всё темнеет.