Книга Развод. Будьте моим бывшим, доктор, страница 109 – Анна Варшевская

Именно тогда, придя в себя спустя некоторое время — кажется, мне всё-таки умудрились вколоть какое-то успокоительное — я понимаю, что… без неё я просто не смогу жить.

И это тоже не фигура речи.

— Игнатьев! Дан, давай, очнись, ну? Жива твоя Агния. Не могу сказать, что цела и невридима, но поправится. Стабилизировали.

Поднимаю плывущий взгляд на врача, вышедшего из операционной. Меня не смогли отсюда увести, я просто сидел напротив двери и ждал.

— Поднимайся давай, — мужчина протягивает руку, помогая мне встать с пола. — Сейчас в ОРИТ её переведём, и можешь к ней пойти.

— Почему в реанимацию? — спрашиваю заторможенно.

— Ты точно хирург? — укоризненно качает головой коллега. — А куда её с проникающим слепым, после дренирования*? Там гемоторакс** средней тяжести был.

Застонав от ужаса, утыкаюсь лбом в стену.

— Ничего, ничего… приходи в себя, — меня хлопают по плечу. — Вот поэтому я и не влюбляюсь, — слышу за спиной тихое и мрачное. — Нахрен оно надо…

Спустя несколько минут я медленно, на подгибающихся ногах захожу в реанимационную палату и подхожу к кровати. Агния ещё не пришла в себя после операции, она в кислородной маске — дышит сама, не на ИВЛ.

Сколько раз я советовал родственникам своих пациентов, находящихся в бессознательном состоянии: говорите с ними, возможно, они смогут вас услышать. Но сейчас мне не удаётся выдавить из себя ни слова. Просто сажусь рядом и осторожно беру её за руку.

Пока она не очнётся, никто и ничто меня отсюда не сдвинет.

__

* гемоторакс — скопление крови в плевральной полости (между оболочками лёгкого), средняя тяжесть означает, что количество излившейся крови не превысило 1,5 литра.

** дренирование — манипуляция, при которой кровь удаляется из плевральной полости.

Даниил

Не знаю, сколько проходит времени. Единственное, на чём я сосредотачиваюсь и за чем слежу — биение пульса на тонком запястье под моими пальцами. Чёткое, ровное, уверенное…

Эта пульсация — то, что держит меня на этом свете.

Как можно любить кого-то больше собственной жизни? Я не знаю. Но знаю, что остаться без неё — ровно то же самое, что остаться без кислорода. В безвоздушном пространстве жизни нет.

Первое, что замечаю — как раз изменение пульса. Поднимаю взгляд на бледное лицо и вижу, как Агния приоткрывает и тут же снова закрывает глаза под ярким светом реанимационной палаты.

— Ягнёночек… — выдыхаю еле слышно, чувствуя, как меня начинает не просто трясти — колотить.

Похоже, нервный резерв моего организма резко подходит к концу.

Она реагирует на мой голос. Моргает, переводит взгляд на меня. И слабо, еле-еле улыбается под маской.

То, что происходит дальше, я потом стараюсь никогда не вспоминать. Потому что вряд ли найдётся мужчина, которому приятно вспомнить, как он рыдал, всхлипывая, уткнувшись лицом в больничную простыню, и не мог успокоиться…

— Данечка… ну перестань, что ты, хороший мой… любимый…

Тихий голос прорывается сквозь пелену перед моими глазами. Я чувствую, как её пальцы перебирают и поглаживают мои волосы, делаю глубокий вдох, один, затем другой, всё-таки заставляя себя взять эмоции под контроль.

— Прости, — говорю хрипло, не в силах пока поднять лицо, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Это ты меня прости, — Агния говорит медленно, с трудом. — Я не хотела, чтобы тебе было больно… из-за меня.