Книга Соленый ветер Ле Баркарес, страница 10 – Мила Дуглас

–…Дюран? Да, после той трагедии… – мужской голос за спиной у лотка с сыром. Я замерла, делая вид, что выбираю козий сыр.

–…брат… вся история… – женский шепот.

–…и виноват-то… не факт, но… – мужчина снова, тише.

Кровь ударила в виски: «История? Брат? Виноват?» Этьен? Этот угрюмый… виновник чего? Сердце колотилось уже не от страха перед морем, а от леденящего любопытства и тревоги.

Вопрос появился к голове:

– Почему Клеманы ничего не сказали?

«Сам не свой», «замкнутый» – трагедия могла сделать такое?

Позже, у кафе, я подслушала его разговор с Рено. Он стоял спиной. Я присела за столик, уткнувшись в меню, уши напряжены.

Этьен, сдавленным голосом произнес:

– …не просил сдавать комнаты женщине. Особенно… такой.

Заискивающе мсье Рено сказал:

–…она заплатила сразу за полгода! Кто откажется? Да и кто еще согласится, вы не пускали туристов, только на долгий срок…

Этьен резко оборвал его:

– Я не хотел такую соседку.

Рено медленно ответил:

– Но она же тихая, художница… Русская, красивая…

Вздохнув, Этьен попытался пояснить:

– Русская, не русская… Для меня она слишком… девушка. Вещи, запахи… Надо было предупредить заранее.

Смешно фыркнув, мсье Рено решил напомнить ему:

– Но вы же редко бываете дома!..

Не выдерживая этого разговора, Этьен решил поставить точку:

– Предупреждать – ваша работа. Теперь разгребайте. Или я сам это сделаю.

Он резко развернулся и ушел.

Я сидела и не могла понять – «Почему я слишком девушка». Не «слишком она», не «слишком русская». «Девушка». Как категория. Неуместное в его пространстве. И он замечал. Запахи. Вещи. Мою… сущность. А я думала, он видит просто помеху. Оказывается, он видел меня. Это смутило и задело сильнее колкостей. И еще – никто не хотел с ним жить. Я была единственной, купившейся на мечты и свою отчаянную попытку убежать. Наивной дурочкой? Или единственной, достаточно отчаявшейся, чтобы рискнуть?

Обдумывая разговор Этьена с риелтором, я не заметила, как дошла до причала. Здесь стоял запах рыбы, водорослей и яхт. Я увидела Этьена вдалеке. Он разговаривал с рыбаком.

И тут нахлынуло. Все услышанное вплелось в воспоминания о маминых руках. Его слова «слишком девушка». Плеск воды у причала. Удушающий запах сырой рыбы. Бесконечная синева, подмигивающая глубиной. Земля ушла из-под ног. Пустота. Опоры не было. Воздух не поступал. Сердце выпрыгивало. Я согнулась пополам, ухватившись за липкие доски причала. Глухие, хриплые всхлипы. Мир сузился до боли в груди. Сейчас рухну…и там глубина.

– Mademoiselle? Ça va? Elle va mal! Appelez une ambulance! – чей-то испуганный голос.

Потом – крепкие руки под мышки. Не спрашивали. Не утешали. Подняли с колен, как мешок. Другие руки подобрали сумку. Я едва видела сквозь слезы, но узнала запах – масло, металл, и под ними – едва уловимая нота кожи и чего-то горьковатого, сугубо его. Этьен. Его руки были жесткими, рабочими, но в движении – удивительно точными, без лишней грубости. Он нес меня к грузовику. Я почувствовала тепло его тела сквозь рубашку, силу мышц, напряженных под тяжестью – моей и этих окружающих шепотов. Запах опасности и… спасения. Он запихнул меня на сиденье, бросил сумку в ноги. Манки прыгнул сзади. Ни слова. Резкий поворот ключа, рев двигателя.

Я прижалась лбом к холодному стеклу, всхлипывая. Унижение. Сломленность. Но сквозь них – мимолетное ощущение безопасности в этой металлической кабине, в его молчаливом присутствии, парадоксальное и тревожное. Он мог пройти мимо. Не стал. Он молчал всю дорогу. Молча помог выйти у дома. Молча передал сумку. Просто кивнул в сторону моей двери и пошел к мастерской. Но прежде, чем развернуться, его взгляд – быстрый, острый – скользнул по моему лицу, еще мокрому от слез, и в его глазах мелькнуло нечто неуловимое – не раздражение, а скорее… усталое понимание. Или досада на собственную вынужденную роль спасителя.