Книга Комиссар Конте, сдайте ваш багаж!, страница 36 – Габриэль Сабо

– А сколько из них будут хорошими, Конте?! Это снова выставлять на суд перед этими заносчивыми тварями свой труд – бессонные ночи и откровения души, чтобы опять быть оплёванным с головы до ног?!

– Да какая разница! Как можно слушать заносчивых тварей и тем более ровняться на таких?! Как можно ждать признания за то, что тебе самому противно?! За то, что ты делаешь лишь в угоду кому-то?! Знаешь что, дружок, ты ничем не отличаешься от тех уродцев в Монпарнасе, нет, ты даже хуже – ты безмозглое существо, которое бегает на посылках у каких-то шутов, которым посчастливилось занять стул первыми.

– Но они руководят всем этим производством, Конте! На их рецензии равняются издатели и читатели! Назови они венцом творения самую дрянную пьесу, так она не будет сходить с обсуждений на передовицах и по радио, а толпы читателей будут оставлять лестные комментарии, даже если им это и не нравится, они просто будут бояться выставить себя глупцами. Разве можно бороться с такой системой?! Да и стоит ли что-то дальше продолжать…

– Если бы я рассуждал так, как ты Ташлен, то я бы уже давно закончил свои дни где-нибудь на дне стакана в дешёвой забегаловке. Система… Ты думаешь, я не сталкиваюсь с системой? Или об меня не пытались вытереть ноги? Или мне не приходится бороться с подобными уродами? Разница в том, что мне чёрт побери нравится это противостояние! И я не даю возможности никому сомкнуть ряды, уступив своё место. Если ты сам себя не уважаешь, то как тебя могут уважать другие? Стоит ли продолжать… Если не стоит, тогда можешь сразу ложиться в гроб. Ничего не делая, хоть хорошо, хоть плохо, ты будешь стоять на месте. Единственное, к чему ты будешь ближе с каждым годом, так это к маразму. О, да! Несомненно, маразм – это единственное, чего у тебя будет в изобилии и что будет неизменно прогрессировать и идти вперёд! Не усложняй жизнь, Ташлен, судьба это сделает сама. А что дело до баб – то тут, как с читателями. Не копируй никого, будь собой и плевать что скажут другие. Не каждый корабль принимает море, но самых настойчивых и смелых чествует берег.

Высказавшись, Конте почувствовал отнюдь не облегчение, а капитальную усталость: он иссяк. Ташлен внимательно выслушал речь Конте, как прилежный ученик. Но вот сможет ли он вынести правильный урок?

Помолчав, они снова отправились в путь. По дороге Конте немного начал переживать, ведь после всего тишина подозрительно резала ему по ушам. Не имея до этих развесёлых дней радости тесного общения с представителями литературной Богемы, комиссару приходилось нелегко. В попытке разрядить обстановку и определить настроение искателя муз, Конте начал первым:

– Прости за проповедь, но я тоже привык говорить то, что думаю.

Ташлен вздохнул, но его голос не звучал поникшим:

– Знаешь, Конте, я вовсе не обижен на твои слова. Напротив, я ценю честность и правду, какой бы она ни была. Жалость она портит человека, делает его ленивым, тем самым опустошая изнутри. Теперь, когда ты открыл мне глаза на ничтожность моего существования, мне стало значительно легче. Потому что я понял свои осечки. Но есть одно но: у меня больше не осталось времени, чтобы провести работу над ошибками.

– Не вешай нос, Ташлен, ты ещё не в тюрьме, и даже не в так называемом «санатории» доктора Франкенштейна. Я открою тебе кое-что ещё: подходящего времени не бывает никогда. Всегда возникает что-то, что путается нам под ногами.