Книга Пейзаж в изумрудных тонах, страница 90 – Майя Яворская

– Я уважаю твой здоровый скепсис. Правда, ты немного не убеждаешь меня, как сказал Ирод Агриппа II апостолу Павлу.

Взаимное недовольство породило паузу, которую можно было бы использовать вполне эффективно. Например, конструктивно обдумать версию другого или найти дополнительные аргументы в защиту своей. Но Кире продуктивно использовать время помешали обида и раздражение. Обида накрывала все вокруг, как ядерный гриб, потому как сделано было много, но все без толку. Да и начальная версия уже не казалась такой гениальной. А еще хуже – других в запасе не имелось.

Раздражение же имело векторную природу и было нацелено на дражайшего родственника. За эту абсолютную уверенность в собственной правоте и отказ рассматривать иные точки зрения его хотелось стукнуть по голове. Желательно чем-нибудь тяжелым. Особенно возмущало, что уверенность ничем не подкреплялась, и Кирилл не видел в этом необходимости. Хоть бы раз куда-нибудь выбрался и попробовал узнать что-то сам. Но нет, сидеть на стуле и качать ногой – это наше все.

Вектор отрикошетил от брата и устремился в сторону приятеля: «Хоть бы ты что-нибудь дельное брякнул. Неужели интереснее мух рассматривать?»

Кирилл тоже предпочел отдаться власти эмоциий в ущерб логическим рассуждениям. До этого случая с Веричевой встречи носили такой душевный и, главное, мирный характер: сиди, пей чай и размышляй. Теперь же предлагалось выпучить глаза от энтузиазма, высунуть язык и носиться по городу в поисках непонятно чего. Сколько раз уже практика показывала, что делать ничего не надо. Единственное, что требуется, – спокойно сесть и ждать, когда все выяснится само собой. «Кира в своем девичьем азарте готова, как щенок лабрадора, бегать за мячиком с утра до ночи. Но хуже всего, она требует, чтобы с ней бегал и я. Ясно же как божий день, никто эту Наташу убивать не хотел. Ключи были нужны, это да. Зачем? Пока непонятно. Все остальное – трагическое стечение обстоятельств. Но нет же! Нам нужна теория большого заговора. Что-нибудь масштабное и эпичное, иначе скучно и банально. Хуже всего, что претензии только ко мне. Вижу же, сидит и пыхтит на меня, как паровоз. А вот Кузьмич рта не раскрыл за весь вечер, только моргает раз в час – и ничего, к нему никаких претензий».

Молчание длилось больше пяти минут. Затем брат с сестрой почти синхронно развернулись и уставились на Кузьмича. Тот до этого прекрасно проводил время: сначала проследил весь сложный путь мухи от обеденного стола до открытого окна, затем изучил дно пустой чашки и задумался, не стоит ли попросить еще чаю. Поразмыслив, он пришел к выводу, что обременять хозяев бытовыми просьбами, когда на кону глобальное противостояние, неуместно, и просто уставился в потолок. Но когда две пары глаз начали в нем прожигать дыру, пришлось вернуться к реальности.

– Что? – поинтересовался он, переводя взгляд с одного на другого. – Полусиблинги без меня не могут между собой договориться?

– Как ты нас назвал? – не понял Кирилл. – Полусиблинг – это что-то наподобие полудурка?

– В некоторых случаях да. Но к вам не относится. Это обозначает родственников, имеющих одного общего родителя. В вашем случае – папу.

– Первый раз слышу. А зачем так сложно?

– Потому что так короче, чем единокровные брат и сестра, и все объясняет, хотя не делает акцент на поле и возрасте.