Книга Дилемма Золушки, страница 74 – Елена Логунова

– Елена, дослушай! – перебила меня тетушка. – Конечно же, странности поведения Марфы тут заметили. Но я не сказала, что такое с ней уже бывало, наоборот, использовала эти ее закидоны как повод потребовать особого к ней внимания. Иначе ее выписали бы еще утром, толком не обследовав, понимаешь?

– А-а-а… Понимаю! Ты представила все так, будто Марфинька повредилась умом после вчерашнего передоза. – Я посмотрела на родную старушку новыми глазами. Оказывается, она умеет хитрить и не чурается манипуляций! – И когда же ты собиралась сказать всем правду?

– Всем – никогда, с какой стати мне позорить лучшую подругу? Я думала сообщить о ее недуге только Левушке и непосредственно перед их с Марфинькой встречей. – Тетушка печально поникла.

– Тогда ничего еще не потеряно, Левушка с Марфинькой пока не встречался, переложил это на профессора помельче, – напомнила я.

– А ведь и правда! – Тетя Ида распрямила спину и расправила плечи. – Значит, я позвоню Леве…

– Звони, – одобрила я и встала, чтобы открыть ей дверь на пустующий балкон. – Там тебя никто не услышит.

Тетушка удалилась, я прикрыла за ней дверь и, не дожидаясь результатов переговоров с профессором-доктором-академиком Левушкой, пошла в палату к Марфиньке.

Ирка глянула на меня и приложила палец к губам, призывая не шуметь и не мешать. Подруга с неподдельным интересом слушала Марфиньку, которая оживленно лепетала, сверкая очами и улыбкой:

– Такой молодой, симпатичный, хотя немного странный, конечно.

Я поняла, что речь идет о недавно посетившем ее профессоре.

Конечно, он странный. Психиатр же! Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.

Все же я спросила:

– И почему же он странный?

Марфинька, как обычно в дни победы деменции, меня проигнорировала, но Ирка повторила прозвучавший вопрос.

– Ну-у-у-у… – Мамзель Зарецкая накрутила на пальчик серебряный локон. – Пожалуй, я неправильно выразилась. Не странный, а необычный. Будто и не доктор, а несчастненький лекаришка. Нетипичной внешности.

– Негр, что ли? – брякнула Ирка, устав дожидаться конкретики.

Темнокожих интернов в больнице мы уже видели. Счастливыми они и впрямь не выглядели.

– Не настолько необычный! Не черный, а желтый. – Мамзель прыснула и тут же смущенно покраснела. – Я извиняюсь, так нельзя, это совершенно недопустимо. В нашей стране цвет кожи и разрез глаз не имеют значения, и мне очень стыдно, что я, советская комсомолка… Тогда как Ляля…

Она совсем стушевалась и замолчала, опустив голову.

Я не успела спросить, что там с Лялей.

Дверь открылась, и в палату тихо вдвинулась тетушка. Выражение лица у нее было странное.

Я подумала, что ее разговор с академиком и главврачом прошел неудачно и спросила:

– Он сказал, что не придет?

– Он сказал, что придет. – Тетушка мягко прикрыла за собой дверь и привалилась к ней спиной.

– Тогда что не так?

– Что не так? – Она перевела на меня взгляд, полный глубокой задумчивости. – Что-то не так…

– А конкретнее? – Я почувствовала, что тоже начинаю волноваться.

В пьесах персонажи с таким лицом, как у тети, сообщают крайне безрадостные и даже трагические новости. «Потери, неудачи, пораженья», «Бирнамский лес пошел на Дунсинан», «Король ваш Генрих взят в плен врагом, престол его захвачен» – и все такое прочее.

– Идочка! – Марфинька отметила появление на сцене нового действующего лица. – Что ты говоришь?