Книга Пани Зофья. У вас след от решетки, страница 99 – Яцек Галиньский

Камера тоже показалась мне чище и уютнее. Телевизор больше и ровнее, койки скорее деревянные, чем металлические, матрасы душистые и мягкие, плексиглас в окне прозрачный, а кипятильник, сотворенный из шнура и пружины, превратился в электрический чайник.

– Охренеть, – восхитилась Мариолька. – ЖК-телевизор! Ты это видела?

– Конечно, видела, – ответила я. – А почему бы мне не видеть?

– Наверное, кто-то переехал, – сказала Мариолька.

– Забирайте свои туалетные принадлежности, и пойдемте, – решительно произнес Чурбан.

– Куда?! – спросила Фляжка.

– В карцер, – ответил он. – Хранение запрещенных веществ, передача их сотруднику тюрьмы, бунт, уничтожение оборудования тюрьмы, нанесение телесных повреждений, побег…

– Хорошо, хорошо. – Я махнула рукой. – Но как скучно все звучит из ваших уст. Наверняка это можно описать более привлекательно.

Он закрыл дверь и повел нас дальше. Мариольке предложение не понравилось. Она стала вырываться, и Чурбану пришлось тащить ее по полу.

– Я не хочу! – повторяла она. – Это она все придумала!

Даже если она была права, это не меняло того факта, что путь до изолятора был невероятно долгим, поскольку то и дело приходилось останавливаться, чтобы Чурбан мог половчее перехватить мечущуюся Мариольку. Ему было ужасно трудно с ней справляться. Еще мгновение, и он бы вспотел. Наконец, проходя мимо дежурки, он обратился за помощью к своему коллеге. Нас разделили и заперли каждую в отдельной камере.

Я еще долго слышала вопли Мариольки. Каково же было мое облегчение, когда за мной наконец-то захлопнулась звукоизолирующая дверь изолятора.

– Уф, – сказала я вслух. – Наконец-то тишина.

Наконец-то покой. Никто ничего от меня не хочет. Не разговаривает, когда я не хочу слушать, не занимает мое пространство, не действует мне на нервы и не утомляет меня своими проблемами. Неожиданно для себя я добилась того, к чему многие мудрые люди стремились всю жизнь, – полной тишины. Мне не пришлось ради этого лезть на гору или годами сидеть в лесу. Ха! Такие умные, Будда, далай-лама и все остальные, и почему-то им не пришло в голову, что нужно всего лишь сесть в тюрьму и попасть в карцер!

Я хотела одиночку, и я ее получила!

В санатории, чтобы записаться в одноместный номер, нужно приехать за день, и то не всегда получишь. По правде говоря, не думаю, что хотела бы еще раз оказаться в Буско-Здруй. Зачем мне это? Криотерапия у меня есть, душ Шарко получаю, вонючую питьевую воду и ту мне дают. Для этого мне даже не нужно ходить в бювет. Что еще они могут мне предложить?

Ко всему прочему, туда столько пожилых приезжает. А у меня тут молодежь. Энергичные люди. Некоторые даже слишком.

Наконец, я тут наедине с собой. Чего еще желать? Мир сжался до размеров небольшого, но определенно уютного помещения. Остальное меня уже не касалось. Как мне рассказывали, редко кто выходил из одиночной камеры в здравом уме. С моим слабым здоровьем шансы выжить в карцере были как выстрелить министру прямо в лоб и попасть в мозг, – то есть ничтожно малы.

Это была бы не такая уж плохая смерть – в одиночной камере. Лучше, чем в приемном покое больницы или на улице, застряв в радиаторе дорогой немецкой машины, водитель которой не знает, что человек не прочь время от времени выйти из дома и прогуляться. Не такая уж плохая смерть. В постели, в тишине, в покое и целости.