Книга В кривом зеркале, страница 117 – Галина Анатольевна Богдан

— Мелочевка спецов не заинтересует.

— А связи? Да там обиженных столько накопилось — хоть сейчас публичную казнь устраивай. Народ жаждет крови. Да какой там народ — элита! Сплошь первые лица — я в отпуске покопался в газетных скандалах. Если что всплывет, мало Яну не покажется. Тут не то, что в князья, в обыкновенные помощники режиссера не пробьешься.

— Короче, захомутают парня в агенты.

— Самое малое, что смогут для него сделать. Кому-то и эти амбразуры закрывать надо. Что там у меня осталось? Ах, да! Господин Ангел! Да здравствует великая и могучая социальная служба!

— Это тот, который с гаремом? — напомнил о своей осведомленности полковник.

— А какой же еще? По версии Ярослава, мужчина тоже склонялся к рабству. Но плодами предпочитал пользоваться сам. Ума не приложу — как все эти жены и любовницы уживались на его сотках? В пору бы раз сто перегрызться всей сворой. До крови, костей и внутренностей.

— Б-р-р… Кровожадный ты наш. Сам-то картины писать не пробовал? Нашлись бы аматеры на твою жесть. Нынче это в цене.

— Нет, меня больше, чем на словесные портреты, не хватает. Да и ни к чему нам столько живописцев. Большинству в других сферах пахать приходится.

Так вот… У нашего «ангела» и рога имелись, и копыта. Но и умом товарищ не обделен. Как и миротворческим талантом. Прикинул, что коммунией жить выгодно. А так, поди, отстегни каждой. По дому, да хоть по квартире. По машине. По прислуге, а то и по две. По гардеробу (раз в полгода минимум). По доступу, в конце концов, к вожделенному телу. Да так никаких леваков не хватит!

В общем, сложил наш хранитель все плюсы и минусы. Выстроил общежитие семейного типа. И заселил туда всех прошлых и будущих — живите и наслаждайтесь. Я рядом, всегда под рукой. Обеспечил штат технических работников. Бусик прикупил. Для коллективных мероприятий.

— Террариум устроил? Оригинал!

— Я бы сказал, экстремал! Такой змеюшник под боком иметь. Да еще по собственной инициативе! Но как-то справляется. Благо, что фондов в личном пользовании — пруд пруди. То финансовые вливания, то технические. То туристические. Через руки Ангела — если не сказать, крылья — половина республиканской гуманитарки шла. Вот он и старался: то путевки по полной цене продать, то материальную помощь озабоченной «страданиями» белорусов Европы на прилавки выложить. Рисковал мужик. Но под прикрытием. Этому — курс лечения в престижной зарубежной клинике. Тому — круиз по Тихому океану. Другому — публикация на разворот в известном глянце.

— Что ж, допрыгался, ангелочек. Таких наши высокопоставленные органы любят. Процесс получится громким. И звезды на погоны сами собой с неба посыплются. Уже легче — на безрыбье нас бы с тобой тоже посчитали. А так, похоже, отделаемся легким испугом.

— Будем надеяться.

Помолчали. Константин переводил дух — монологи никогда ему просто не давались. Да и посмотреть было на что. За полотнами-одиночками последовали диптихи. Для погружения в глубины и тонкости замысла художника требовалось осмысление. И внимание. Полупрозрачные фигуры на полотнах плавно перетекали из композиции в композицию, дробились на мелкие, едва уловимые детали, расплывались, растекались по весенним лужам и зимним сугробам. Мерцали каплями росы на траве. Пылали томными июньскими закатами. Сочились березовым соком на уютные мартовские проталины. Звенели тысячами серебряных колокольчиков в синих акварельных далях. И совсем рядом, непонятно и невероятно где. Константин поежился: заложенное в полотнах чувство пульсировало в его душе. И теле. Что-то раскрывалось навстречу давней и всем понятной истине. Что-то требовало сиюминутного освобождения. Что-то, напротив, вяло протестовало и стремилось укрыться в недоступных сознанию глубинах.