Книга Ребе едет в отпуск, страница 35 – Гарри Кемельман

— Папа, я был в саду, и буду туда ходить каждый день с Шолем с нижнего этажа.

— Прекрасно, Джонатан. — Он погладил сына по голове. — А как тебе понравилось в саду?

— Все хорошо, — и сын добавил: — Знаешь, ребята там совсем не умеют бросать мяч, а пинают его ногами.

— Очень интересно, — он хотел сказать больше, спросить сына о новых товарищах, узнать у Мириам, как она провела день, но не мог: слишком устал.

— Я обошел весь город…

— Почему бы тебе не прилечь, Дэвид? Я уже поспала, — призналась Мириам, — и чувствую себя прекрасно.

— Я так и сделаю. — Он поколебался. — Ты слышала о…

Она быстро обернулась, чтобы взглянуть, не слышит ли Джонатан.

— Да, но сейчас не будем это обсуждать. Иди поспи.

Не успел он снять ботинки, как заснул. Когда Мириам разбудила его, казалось, прошло всего несколько минут.

— Вставай, Дэвид. Сегодня наша первая Суббота в Иерусалиме, нужно сесть за стол вместе. К тому же не хочу, чтобы Джонатан так поздно лег.

Ребе вскочил.

— Который час?

— Семь часов.

— Но вечерняя служба уже прошла.

— Я не посмела будить тебя, ты так крепко спал. Это все долгий перелет, еще не перестроились наши биологические часы.

Он встал и умылся холодной водой. Освежившись, вошел в комнату и увидел, что стол уже накрыт, свечи зажжены, а его цветы стоят в вазе в центре. Ребе сел во главе стола и наполнил праздничную чашу.

Затем встал и произнес слова древней молитвы:

— На шестой день…

Почти с первого дня в Барнардз Кроссинг ребе Хьюго Дойч оказался вовлеченным в пререкания с кантором Цимблером и Генри Зелигом, председателем ритуального комитета. Последнего назначили на эту должность в основном потому, что он быстро читал молитвы. Однажды Берт Рэймонд присоединился к миньяну, чтобы читать каддиш — поминальную молитву по случаю годовщины смерти своего отца, и там заметил Зелига.

— Он первый, кого я увидел сидящим во время молитвы «Шимон эзрах». Сперва я подумал, что он, как и я, кое-что пропускает, но когда сел рядом, то увидел: он действительно читал все подряд. Его губы просто вибрировали. Должно быть, он знает все наизусть.

И Зелиг действительно знал все молитвы наизусть, но это был предел его познаний в еврейских ритуалах. Он не стал возражать против планов ребе Дойча. Кантор, однако, оказался орешком покрепче. Он соглашался со всем, что усиливало его участие в церемонии, но когда ребе Дойч предложил исключить из ритуала определенные молитвы, особенно если они требовали расширенного музыкального сопровождения, кантор жалобно взмолился:

— Но, ребе, эта молитва задает тон всей службе.

Иногда причины находились личные — например, это было лучшим соло в его репертуаре.

— Первую часть я пою фальцетом, вторую — обычным тенором, затем опять фальцетом, затем обычным голосом. Это как дуэт, и людям очень нравится. Не было случая, чтобы после службы в канун Субботы ко мне не подходили и не делали комплиментов.

Но ребе Дойч знал свое дело и умел обращаться с темпераментными канторами.

— Послушайте, кантор, для службы в канун Субботы есть одно правило: коротко и быстро. Неделя идет за неделей. Если вы затянете службу, люди будут уставать и перестанут приходить. Все должно занять не больше часа. Запомните, они приходят после ужина и хотят расслабиться. Вы немного попели, и они немного попоют; затем дадим им пару важных молитв, чтобы они почувствовали торжество субботы; затем я читаю короткую службу; потом небольшая интерлюдия «Amidah»^[14], чтобы они могли встать и размять ноги; потом завершающая часть «Adon Olam», и они спускаются, чтобы попить чай с пирогом и поговорить. Прекрасный вечер, увидите, с каждой неделей народу будет все больше.