Книга Зимние расследования, страница 32 – Евгения Михайлова, Елена Логунова, Людмила Мартова, и др.

Кот мгновенно вышел из роли коврика: восстал, взлетел по лестнице и воссел на верхней ступени, придав перспективе ту идеальную гармонию, которую создает звезда-верхушка на новогодней елке.

Мне было, с чем сравнить: наряженная елка все еще стояла в углу комнаты, хотя зима уже перевалила за середину.

Я поняла: явился тот, кого Волька не любит.

И точно: в дверь, распахнутую тетей, ворвался аметистовый вихрь, ароматизированный очень хорошими духами, из тех, какие уже не только не продают у нас, но даже не производят во Франции.

– Доброе утро, ма шер, что случилось? – Тетя посторонилась, позволяя вихрю лететь, куда ему вздумается.

Вихрь, конечно, полетел на запах запеканки и уже на стуле превратился в прекрасную даму.

Волька фыркнул. Он недолюбливает тетушкину лучшую подругу, потому что та не проявляет к нему должного уважения.

Что поделать, Марфиньке восемьдесят шесть, ей случается забывать имена окружающих, и в такие моменты она без всякого почтения называет тетиного кота «миленький Мурзичек».

«Миленький», бесспорно, неподходящее определение для здоровенного мейн-куна, размерами и сообразительностью способного потягаться со сказочным Серым Волком. Да и на «Мурзичка» лично я на месте кота, которого зовут Владимир Владимирович, тоже не откликалась бы.

Волька назван в честь поэта Маяковского, с которым имеет несомненное портретное сходство: у него тоже бешеный горящий взор и лихой растрепанный чуб.

– Ах, боже мой, боже… – Марфинька замерла на стуле, позволяя ее как следует рассмотреть.

Я вышла из ванной, чтобы лучше видеть начинающийся спектакль.

Бывших актрис не бывает. Марфинька из любой ерунды умеет сделать целое представление.

– Чай, кофе? – невозмутимо поинтересовалась тетушка, давно привыкшая к Марфинькиным выступлениям.

Они знакомы и дружат больше восьмидесяти лет – с тех пор, как их детсад эвакуировали из блокадного Ленинграда.

– Пожалуй, я бы выпила лавандовый раф, – призналась Марфинька голосом, каким уместнее было бы сказать: «Пожалуй, я бы глотнула живой воды, но боюсь, что и она мне уже не поможет, прощайте, не забывайте, я вас любила, встретимся в чертогах рая».

– Может, лучше сиреневый латте? – ехидно предложила я.

Мне было совершенно ясно, почему умирающая запросила именно лавандовый раф: она явилась в наряде всех оттенков фиолетового. Только шубка на ней была просто синяя, но ту она сбросила с плеч еще в прихожей, на бегу. А мне пришлось ее поднять и аккуратно поместить на плечики, чтобы кот, главный претендент на роль мехового коврика, не сделал с появившимся у него конкурентом чего-нибудь нехорошего.

– А есть такой? – Марфиньку мое предложение так удивило, что она передумала умирать прямо сейчас.

– Нет у нас ни сиреневого латте, ни лавандового рафа, ни фиалкового капучино, – сообщила тетя Ида, дав понять, что тоже оценила цветовую гамму наряда подруги, и поставила на стол третий прибор. – И пить мы все будем белый чай с персиком.

– Ах, – снова вздохнула Марфинька и отодвинула от себя тарелочку. Недалеко, только чтобы положить на стол книжку, которую держала в руках.

Я посмотрела на томик в сине-сиреневой коже с интересом. Книжки – это по моей части. К сожалению, золотое тиснение на обложке потускнело, имя автора и название произведения было не разобрать.