Книга Зимние расследования, страница 31 – Евгения Михайлова, Елена Логунова, Людмила Мартова, и др.

Они подъехали к дому Нины. Паша посмотрел на нее и вдруг решился:

– Нина, можно спрошу о том, чего всю нашу жизнь понять не могу?

– Конечно.

– Ты такая необыкновенная, сильная, даже могущественная женщина. И я, вот такой никакой, ни на что толком не способный, троечник в школе. За что ты меня полюбила?

– Начну с другого: вот что мне в тебе сразу надоело, так это песнь акына про никакой и никчемный. То ли кокетство извращенное, но, скорее всего, перебор честности. И категорически неправильное воспитание твоей мамы. Она с детства давила в тебе уверенность. А теперь отвечу, Паша. Я никогда не встречала такого человека, как ты. А я вроде всех уже на этом свете встречала. Ты настоящий. Крупный, сильный мужчина, который прозрачен, как хрусталь. Я всегда вижу твое сердце, твою совесть, твой мозг, который постоянно напрягается в желании поступить по справедливости. А так, в остальном, ты прав: в Гарвард точно бы не прошел. Но и никакой Гарвард не сделает тебя еще лучше. В тебе есть все, что мне кажется самым важным и редким. Паша, ты огромная, великая любовь моей жизни. Теперь я так же люблю твою дочку. Наверное, это мистика, но Лена так похожа на тебя даже в мелочах. Прости, жену не могу любить. Никак. Но если вам с Леной что-то понадобится – от самой ерунды до главного, – знай: я вас жду. Если разрешите помочь – вы меня осчастливите. Если у тебя получится заехать с ней ко мне на Рождество или Новый год, у меня будут и елка, и настоящие подарки. Не делай таких страшных глаз: автомобиль я ребенку не подарю.

– Конечно, Нина. Так и договоримся. О времени – по телефону. Лена тебя тоже любит, считает родной. Такой это ребенок: умеет дорожить любовью.

Домой Паша ехал сквозь густую метель. И дорога казалась ему такой же неясной, запутанной, как его жизнь. Сколько боли и страданий он причинил женщинам, которые любят его просто ни за что. За то, что сами придумали. Он ненавидел себя за эти их необъяснимые муки. Одна Леночка знает, за что его любит, и это факт. За то, что он в любой момент и до конца дней готов служить ей, как божеству, которое чуть не потерял по своей глупости…

– Восстань и изыди! – с нажимом и чуть ли не по слогам повелела тетя Ида.

Я замерла с зубной щеткой во рту.

Когда я шла в ванную, тетушка как раз переложила на блюдо свежеиспеченную запеканку и собиралась посыпать ее сахарной пудрой, а кого-то поднимать и изгонять не планировала.

Да и некого было изгонять, утром в доме присутствовали только свои. Хотя запеканка пахла так, что и чужие могли сбежаться.

Я спешно дочистила зубы, приоткрыла дверь ванной и выглянула в прихожую.

Тетя Ида стояла ко мне спиной. У ее ног на пороге входной двери вольготно распластался Волька. Кот очень убедительно изображал меховой половичок, дожидаясь возможности стремительно эволюционировать и превратиться в ковер-самолет. Для этого ему всего-то нужно, чтобы кто-нибудь занес над ним ногу.

Тетя, наученная горьким опытом, стояла смирно, осуществляла воздействие на безобразника исключительно голосом. На ее увещевания хвостатый наглец не реагировал.

Тут в наружную дверь поскреблись – очень затейливо, вроде бы слабо, но при этом настойчиво. Как если бы за дверью стоял умирающий, из последних сил цепляющийся за призрачный шанс на спасение.