Книга Башня. Новый Ковчег, страница 182 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— Я не понимаю, почему ты отказываешься? Тебя отец не пускает? Так давай я с ним поговорю.

Отец был ни причём, дело было в другом.

Ника помнила, как там, в том вонючем отсеке, когда они сидели плечом к плечу на неудобном диване, Кир положил свою руку на её ладонь, как гладил её пальцы, как смотрел на неё, и тогда… тогда она почему-то решила, что всё же нравится ему. Ну хоть чуть-чуть. Но она ошиблась. Если бы это было так, он бы сам поднялся к ней, не дожидаясь, когда она спустится вниз. Уж нашёл бы способ: попросил Веру, оформил пропуск на общественный этаж и пришёл со всей компанией (всё же иногда её друзья вспоминали, что она существует на этом свете) или ещё что-нибудь. Но он этого не делал. Ему было не надо.

Странно, но почему-то ей казалось, что теперь, после того как она вернулась домой, всё должно пойти по-другому. Оно, конечно, и было по-другому, но совсем не так, как воображалось. Она по-прежнему почти всё время проводила дома, слоняясь из угла в угол, отец ещё больше пропадал на работе или торчал у себя в кабинете, зависая на телефоне — после его официального назначения на вновь сформированный пост Главы Совета работа отнимала у него все силы и время, а Сашка… О Сашке думать было неприятно. Нет, вскрывшиеся факты о его доносах её почти не трогали, эту новость Ника восприняла спокойно и как-то отстранённо, словно, речь шла о совершенно постороннем человеке, но вот, когда она вдруг столкнулась на общественном этаже с Сашкой и Оленькой, и явно было видно, что между этими двумя отношения больше, чем просто дружеские, она вдруг вспыхнула, резко остановилась, а потом, так же резко развернувшись, быстро зашагала от них прочь.

Оленька её нагнала, схватила за рукав и, семеня мелкими шашками рядом, пытаясь заглянуть в глаза, быстро и виновато заговорила:

— Ника, пожалуйста, не сердись. Я хотела прийти к тебе сама, сказать про нас с Сашей, но не решалась. Ника, прости, пожалуйста. Давай поговорим…

— Ну давай поговорим, — Ника остановилась и повернула к Оленьке своё горящее лицо. — Давай. Что ты там мне хотела сказать?

— Ну… — промямлила Оленька. — Что мы с Сашей… мы теперь вместе. Ты не возражаешь?

— Я? С чего бы мне возражать. Вместе и вместе. Совет да любовь!

Нике было стыдно. Не за себя, а за этих двоих, которые когда-то были её друзьями, а один из них был даже больше, чем друг. Впрочем… эту страницу своей жизни она перелистнула, а вот другая, другая почему-то так и не началась.

— И знаешь что ещё… Ника, ты меня слушаешь? — Вера толкнула её в бок. — Знаешь, этот твой Кирилл ведет себя ровно также. Когда я ему говорю: пойдём с нами наверх, начинает всячески уворачиваться, переводит разговор на другое. Да, и говорит, прямо как ты: Вера, отстань.

— Ну и отстань от него. Видишь же, он сам не хочет.

— Да он просто дурак.

Девчонки говорили громко, особенно Вера, и Павел волей-неволей всё слышал. Он, конечно, не прислушивался нарочно, но этот разговор возникал уже не в первый раз, и, хоть и в разных вариациях, но всегда сводился к одному.

Вообще-то, Павел был согласен с Верой: парень действительно дурак. Упрямый дурак. Взять бы за шкирку да потрясти, как следует, авось, мозги-то на место вправятся. Если есть чему вправляться.

Павел вздохнул. Его девочка страдала. Он видел, как она переживает, молчит, ничего не говорит и постоянно витает где-то в облаках, отвечая невпопад на его вопросы и рассеянно улыбаясь. А иногда горько плачет, закрывшись у себя в комнате.