Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег 5»
|
— Ты совсем охренел? — выдавил Савельев. — У тебя что, крыша уехала? Какого чёрта ты вообще этот приговор вспомнил? — А я о нём никогда не забывал, Паша. Это ты тут у нас — нравственный ориентир и совесть нации. Победишь своего чокнутого кузена, запустишь свою АЭС, спасёшь человечество и снова въедешь наверх на белом коне под звуки марша. Как пить дать, в историю войдёшь, биографию твою дети в школе изучать будут. Портреты везде понавешают. Спаситель цивилизации. Великий и непогрешимый Павел Савельев. Да, Паша? А мне что при таком раскладе делать прикажешь? Об этом ты подумал? Борис ненавидел себя за то, что говорил, но остановиться уже не мог. Вся та муть, с которой он почти справился, пока они сидели в больнице, теперь рвалась наружу. И он выплёскивал её, понимая, что делать этого нельзя, и что свой бой, который он всё это время вёл с самим собой, проиграл вчистую. И что… Перед глазами появилась она — ядовитый взгляд, презрение, с которым она на него смотрела, перечисляя все его былые подвиги. Всё припомнила: и наркотики, и карантин тот чёртов. Сковырнула застарелую болячку, сломала к чертям всю защиту, которую он соорудил, решив не думать об этом, забыть. Ну да, он-то, может, и забыл бы. Но остальные — не забудут. Видел же, как тут, на станции, вытягивались лица людей, как только они слышали его имя, как в них помимо удивления проскальзывало что-то ещё. Гадливость, омерзение. И правильно проскальзывало — он ничего другого и не заслужил. — Ты спятил? Боря, что ты несёшь? — Савельев ошарашенно смотрел на него. — А что я несу, Паша? Или ты думаешь, что можно всё забыть, перечеркнуть, начать с чистого листа? Тебе, может, сейчас не до этого, тебе бы станцию свою запустить. А потом что? Что ты со мной делать будешь, Паша? Как кузен твой мне обещал? Выделишь небольшую квартирку и непыльную должность? Комендантом жилого этажа, например. А по воскресеньям будешь приглашать меня к себе наверх, как бедного родственника. На такие вот семейные обеды. Или нет, это слишком — тебе, как совести нации не пристало якшаться с преступником, вроде меня. Замараешь ещё свой светлый образ общением с таким мерзавцем. Лучше, Паша, ты вот что сделай — закончи уже, что начал. Приведи приговор в исполнение. Я сопротивляться не буду, сам на твою милость сдамся. Так оно для всех лучше будет. И для тебя, и для меня, и для… И для неё, закончил мысленно Борис. — Вот, значит, ты о чем? — лицо Савельева стало жёстким. Он приблизился к Борису, и тому даже показалось, что сейчас Пашка всё-таки ему съездит. — Жалко себя стало? Волнуешься, что потом будет? Переживаешь, что кому-то почёт и слава, а кому-то шиш с маслом? За свою шкуру трясёшься, так? Ах, что же дальше будет с Боренькой Литвиновым? В герои он рожей не вышел, руководящие должности не заслужил. Квартирку ему дадут не самую большую, Бореньке нашему. Он-то к самому лучшему привык, а тут — облом. А кто виноват в этом? Я, что ли? Я ту кашу заварил, после которой мне тот чёртов приговор пришлось подписывать? — Я заварил, Паша. И я свою вину признал, если ты помнишь. Все протоколы допросов подписал и казнь ту принял. Потому что ничего иного я не заслужил. — Значит, ты всё-таки заслужил… ну-ну, — слова Савельев выговаривал твёрдо, отрывисто, как гвозди в крышку гроба заколачивал. — И что дальше? Закончить? Довершить начатое? Лично тебя пристрелить? Или, может, сам башку свою тупую о стену разобьёшь? Чтоб не мучиться и не страдать — ах, я чужой на этом празднике жизни. |