Книга Башня. Новый Ковчег-3, страница 116 – Ольга Скляренко

— Но я тебе напомню, раз ты пока ещё работаешь тут медбратом, — она выделила слово «пока» и мрачно полыхнула глазами. — Так вот, обязанности медбрата — это постоянный уход за пациентами. Постоянный, Кирилл. А не наскоками, не набегами, как ты привык. Вот ты уверен, что пока ты тут прохлаждаешься, с людьми, вверенными тебе, ничего не случилось? А ведь они даже на помощь позвать не смогут, если вдруг что…

«Ну всё, пошло-поехало, теперь минут на десять разошлась, не меньше», — тоскливо подумал Кир, привычно пропуская смысл лекции о своих должностных обязанностях мимо ушей. Наизусть Кирилл Шорохов, конечно, свои обязанности не знал, но точно готов был поклясться, что в них нет ни слова о том, что он должен с утра до вечера торчать под дверью пациентов — нелегальных, между прочим, пациентов — в ожидании, когда кому-то из них что-то там понадобится.

Возможно, в другой день Кир попытался бы возразить, поспорить, но сейчас, глядя на Анну Константиновну, он решил попридержать язык, иначе можно было получить что-то и пострашнее отповеди. Вроде бы всё было, как обычно, суровый взгляд, профессиональная сосредоточенность на лице, и, тем не менее. Что-то ещё появилось в его начальнице со вчерашнего вечера, что-то такое, что Кир не мог сформулировать словами, но интуиция сигналила — не лезь, помолчи, не связывайся. Анна Константиновна стала совсем другой, он чувствовал это.

«Помертвела», — подобрал он нужное слово и мысленно поёжился.

— Ты всё понял? — Анна Константиновна закончила наконец свою речь.

— Понял, — Кир с готовностью кивнул, но тут же, словно бес его в бок толкнул, не сдержался и добавил. — Да что там делать-то, Анна Константиновна? Павел Григорьевич всё равно спит, а этот…

И моментально пожалел о том, что неосторожно упомянул Савельева.

— Ты будешь со мной препираться? — холодно осведомилась она, чуть вскинула бровь, и этого жеста оказалось достаточно, чтобы Кир пожелал в тот же миг взять свои слова обратно и вместе с ними оказаться далеко-далеко.

Он замотал головой, успев подумать, что пусть его хоть режут, слова ей больше не скажет.

— Тогда марш туда, где ты и должен находиться. Быстро.

Повторять ему не понадобилось, и Кир торопливо устремился в сторону тайника.

«Не, у них там какие-то свои тёрки дурацкие, — размышлял он. — А я во всём виноват. Этот, Савельев, со вчерашнего дня кидается, рычит, словно это из-за меня он со своей бабой поругался. Теперь вот тут на ровном месте огрёб. Сами разобраться не могут, а я — крайний, как обычно».

Кирилл не очень понимал, что там вчера произошло между Анной Константиновной и Савельевым, но что-то было такое в её тоне, отчего Савельев побледнел, рванул за ней как мальчишка, а Литвинов напрягся, и привычную насмешку с физиономии словно рукой смахнули. Да и сам Кир, хоть его это и не касалось, струхнул, а потом и вообще чуть ли не кубарем выкатился из комнаты, оглушённый рявканьем Савельева.

В тайнике было неестественно тихо. Кир уже привык, заходя в предбанник, слышать голоса вечно спорящих мужчин, иногда смех, но чаще — тяжёлые, уверенные шаги Литвинова, который ни минуты не мог усидеть на месте. Сейчас шаги, кажется, тоже раздавались, но уже из комнаты самого Бориса Андреевича. А у Савельева было подозрительная тишина. Кир осторожно заглянул внутрь — Павел Григорьевич спал, беспокойно, что-то нервно бормоча во сне.