Книга Абсолютно неправильные люди. Москва – Питер, страница 89 – Ольга Назарова

– Нет-нет, не Сергей, а его батюшка, Пётр Леонидович, Нобелевский лауреат, – она спокойно подождала, пока Антон перестанет кашлять, поперхнувшись от неожиданности, – Так вот он никогда не позволял себе как-то пренебрежительно относиться к окружающим, хотя абсолютно точно был великим учёным.

– Вы его знали? – подозрительно уточнила Вера. – Лично? Или так же, как моего деда?

– Знала лично.

– Но ведь он был невыездным! – торжествующе вмешалась Марина. – Как вы могли ему что- то оформлять?

– Ну, что вы… в семьдесят восьмом он ездил в Стокгольм на вручение Нобелевской премии. Я отлично помню, как организаторы премии запрашивали его мерки для предоставления ему в Стокгольме фрака напрокат, а он демонстративно отказался.

– Почему? – заинтересовался Макс.

– Он долго жил в Лондоне, вот и заявил, что фрак напрокат – это отвратительно. Всей нашей делегации фраки шили у знаменитого портного Охлопкова. Правда, галстук-бабочку на резинке ему покупал его личный секретарь Павел. Пётр Леонидович терпеть не мог такие галстуки и заявил, что забыл, как он завязывается. По-моему, просто хулиганил, – она мягко рассмеялась.

В гостиной академической дачи невидимым облаком висело крайнее изумление.

– Ээээ, и вы прямо с Капицей-старшим общались? – решил всё-таки ещё уточнить Антон.

– Да, конечно! И с ним, и с… – Елизавета Петровна легко называла фамилии маститых учёных-академиков, знаменитых, с заслуженной мировой известностью. – И вот что странно, они не считали ниже своего достоинства общаться не только с Андреем Андреевичем Громыко, – она улыбнулась, вспомнив знаменитого «мистера нет» – министра иностранных дел СССР, под началом которого трудилась, – Но и с нами, мелкими сошками!

– А что, вы прямо всё-всё знали о тех, кто выезжает? – Марина простодушно ляпнула вопрос, который интересовал её ещё со времён СССР.

– Всё о человеке только Господь Бог знает. Мы – так… по мелочам! – задорно рассмеялась Елизавета, и присутствующим стало очевидно, что, судя по всему, она знала гораздо, гораздо больше, чем командируемые могли себе представить.

Академик ощутил, как по его спине маршируют мурашки.

Нет-нет, разумеется, даже если бы эта самая госслужащая, как она себя изначально представила, решила бы написать мемуары и опубликовать их в самой жёлтой и скандальной газетёнке, его карьере, репутации и благосостоянию это уже никак бы не повредило, но ему самому было бы чрезвычайно неприятно осознавать, что его семья может оказаться в курсе его давнишнего гммм… легкомыслия.

Антон и Марина, впечатлённые осведомлённостью гостьи, стали задавать ей вопросы о разных известных личностях безнадёжно ушедшего, но такого памятного для них времени, уже как-то не вспоминая, что она «фермеро-деревенская мать», а сам академик молчал, спешно выстраивая новую стратегию поведения с гостями.

Правда, он кое-кого не учёл.

Вера, приглашенная в качестве спасительницы его младшего внука из лап деревенской захватчицы, не поняла, что кое-что изменилось и решила гнуть свою линию дальше.

– Люда, а вам ваше имя нравится? – светским тоном с добавлением стервозности первого сорта уточнила она.

– Да, конечно, – Мила вежливо смотрела на собеседницу.

– А я, когда встречаю Людмил, всё время вспоминаю «Людк, а Людк… тьфу, деррревня»! – она неожиданно талантливо повторила интонации героини Людмилы Гурченко из фильма «Любовь и голуби».