Книга Смерть и креативный директор, страница 121 – Рина Осинкина

– А разве не мог Турчин привести на банкет пассию, представив как жену? Такая мысль у Михеева не возникла? – спросила дотошная Валерия.

– Это предположение он отмел. Турчин не стал бы шифроваться, но представил бы любовницу как, например, секретаря-референта или кого-нибудь в этом роде.

– Или как двоюродную сестру из провинции, – криво усмехнулась Катя.

– Или так, – не стала спорить Олеся. – Я буду ее Турчиной называть, а не Назаровой, мне так привычнее. Пока гости сидели за банкетным столом, поднимая один за другим тосты, Михеев наблюдал за ней и сделал, в итоге, вывод, что жена Алекса Турчина – баба хищная, умная и беспринципная. Последнее ее качество внушало Михееву некоторые надежды. Выбрав подходящий момент, он покинул гостиную – якобы для того, чтобы дать указания повару. Произошло это после перепалки между моей сестрой и этой особой. Атмосфера в гостиной сделалась напряженной, гости переглядывались и перешептывались, а Татьяна в одиночестве страдала в кресле у камина. Чтобы не разрыдаться прилюдно, она укрылась в ванной, пройдя через холл. Михеев видел это из дверей кухни, и, когда Таня, немного успокоившись, из ванной вышла, чтобы вновь присоединиться к честной компании, он, бесшумно ступая, направился следом. Из-за спины у Тани, скрывшись наполовину за стеной арочного проема, он принялся подавать знаки своей якобы шантажистке. Причем занял такую позицию, что, кроме нее, видеть его никто из гостей не мог. В это время Виталий, Татьянин муж, бродил по саду возле особняка, юрист Валяев находился в библиотеке, Турчин валялся пьяный на диване в гостиной, а остальные: чета Хохловых, Ирина Беркутова и сама Лариса Турчина – тоже пребывали в гостиной и сидели в креслах у камина, занятые какой-то настольной игрой. Лариса обратила внимание на его жестикуляцию, взглянув прежде на входящую Татьяну. Кстати, от Беркутовой не укрылось, что Турчина вышла в холл не просто так ручки помыть, а по чьему-то приглашению: смена эмоций на ее лице – от удивления к самодовольству и тщеславию – подсказала такой вывод. Беркутова даже взглянула на часы, дабы впоследствии определить, сколько времени займет у Турчиной внезапное свидание.

– И зачем ей это было надо? – с недоумением спросила Катерина.

– Она ненавидит Лариску.

– Ненавидела? – решила уточнить Алина.

– Ненавидит. И полагаю, что не простит до собственной смерти. Турчина разрушила ее семью. А ненависть, как известно, столь же пристально наблюдает за своим предметом, как и любовь.

– А свиданьице-то затянулось, – задумчиво произнесла Надежда Михайловна.

– Именно так, – согласилась Олеся. – Сейчас Михеев уверяет, что, он вызвал даму на разговор, чтобы предложить ей более крупную сумму в обмен на клочок бумаги с надписью, сделанной его рукой. Глупо рисковать, совершая убийство в собственном доме, да еще при стечении такого количества людей. Кстати, чиновника не удивило, что Турчина взялась его шантажировать, не обеспокоившись, что огласка может навредить ее мужу, который тоже участвовал в коррупционной схеме. Судя по ее поведению, мужика своего она не ценит, а деньги – напротив. Значит, с ней можно договориться. Но мадам Турчина его не поняла, решив, по-видимому, что он предлагает ей плату за услугу иного рода, и подняла его на смех, отказав категорически. Самым оскорбительным для чиновника было ее высказывание, что все смазливые неженатые мужики – закомплексованные неудачники, и он из них первый. Издеваться над мужиками она обожала. Но настоящий кайф был для нее – издеваться над их женами.