Книга Королевы бандитов, страница 161 – Парини Шрофф

Поначалу, когда оказалось, что Рамеш проявляет пристальный интерес только к Гите, Салони даже обрадовалась: ее подруга заслуживала, чтобы рядом с ней был серьезный мужчина, а не какой-нибудь бабник. Судя по всему, внешность избранницы для Рамеша не имела значения, потому что на прелестную (чего уж там скрывать) Салони он внимания не обращал. Но если Чут не был жаден до любовных утех, то уж деньги его манили безудержно. Главным достоинством Гиты в его глазах было вовсе не то, что она добрая, забавная, умная молодая девушка, а ее положение единственной дочери в семье с довольно стабильным финансовым доходом при отсутствии наследника мужского пола.

Как только родители Гиты разослали приглашения на свадьбу, Чут и Кº^[147](как Салони обозначила для себя алчное семейство клопов-кровососов) выкатили требование о приданом. Чут клялся Гите в любви и лгал ей об отказе от приданого, а тем временем К^о вымогала у ее родителей золотые украшения, скутер, предметы мебели, кухонные приборы, телевизор. Финальным пунктом в списке был настоящий серебряный поднос с горкой наличных, предоставленный отцом Гиты. Родственники жениха требовали также обслужить их на свадьбе по первому разряду, обеспечить напитки и еду лучшего качества, чем семье невесты. Родители Гиты, оказавшиеся в безвыходном положении, выполняли каждый их каприз: переводили деньги, оплачивали покупки и услуги, заложили дом, набрали баснословных кредитов. У них не оставалось выбора: приглашения-то уже были разосланы, и отмена свадьбы опозорила бы Гиту. А поскольку ей предстояло провести свою жизнь с Чутом и К^о, ее родители взяли с Салони клятву, что она Гите никогда ничего об этом не расскажет. «Нельзя, – говорили они, – чтобы Гита вошла в дом мужа с гневом и обидой». «Именно так и должны поступать родители ради блага своих детей, – уверяла Салони мать Гиты, укладывая собственные свадебные украшения на весы в ломбарде. – И мы поступаем так с радостью, потому что это вовсе не жертва, а забота о родной дочери».

«Хренотень это собачья, а не забота! – вскипала от гнева Салони. – Гребаная хренотень». Потому что родители Гиты не видели дальше собственного носа – они молились лишь о том, как бы не сорвалась дочкина свадьба. «Если мы выдадим ее замуж, все будет хорошо». Никого не волновал вопрос, который казался Салони самоочевидным: если Чут и К^о устроили такой бессовестный шантаж до свадьбы, чего от них можно ждать после? Есть ли в Индии хоть одна деревня, где какую-нибудь новобрачную не сожгли живьем из-за того, что не все условия договора о приданом были выполнены? Нет, Гита никогда не будет в безопасности рядом с таким мужем.

Салони, все это понимавшая, старалась открыть Гите глаза на Чута и К^о, но так, чтобы не нарушить слово, данное людям, чью соль она ела бо́льшую часть своей жизни. Она хотела, чтобы Гита увидела семью жениха такой, какой та и была – пережиток старого индийского общества, замшелые ископаемые, которые под лозунгом традиционных ценностей терроризируют людей, потому что ископаемому-мамаше удалось исторгнуть из своего светлейшего лона два жалких пениса – Чута и его брата. Но одного поджаренного пападама хватило, чтобы Гита нацепила на себя розовые лошадиные шоры, сделавшие ее такой же слепой, каким стал Чут.