
Онлайн книга «Королевы бандитов»
– Вот, подцепи. Но Фарах замотала головой: – Лучше ты. – Почему? – У меня уже руки болят. – Она принялась массировать ладони большими пальцами. – Руки – мой хлеб! – А я, по-твоему, чем деньги зарабатываю? – резко сказала Гита. – Танцами диско? – Ты бусинки на нитки нанизываешь, с этим любая макака справится. А я – художник, я занимаюсь высоким искусством! – заявила Фарах. Гита вытаращила на нее глаза: – Ты портниха! Фарах сложила руки, как в мусульманской молитве: – Art[60], Гитабен! – воскликнула она по-английски. – Art! Гита все еще обалдело смотрела на нее: – Кажется, теперь я начинаю понимать Самира. – Да, он бьет меня, но руки мои никогда не трогает. Потому что он знает их ценность! Надо было бы уйти прямо сейчас, швырнув обвинение в неблагодарности в это и без того избитое лицо. Но они уже были повязаны, сплетены, как страницы в книге, которую Фарах по причине безграмотности и прочитать бы не смогла. Поэтому Гита, вместо того чтобы удалиться, процедила самым что ни на есть мерзким тоном, на который только была способна: – Очень жаль, что мать из тебя вышла не такая хорошая, как an artist[61]! У Фарах начали кривиться губы, но Гита не собиралась останавливаться: – О, ты сама жаловалась, что Самир твоих деток тоже бьет! Наверно, он это делает, чтобы не повредить твои бесценные ручки! – Я хорошая мать, – тихо проговорила Фарах. – И я сейчас здесь, чтобы защитить своих детей. Гита с деланым безразличием пожала плечами: – А мне кажется, хорошая мать не позволила бы насилию в семье зайти так далеко. – Да что ты вообще знаешь о материнстве? – вспыхнула Фарах. – А? – Благодаря тебе практически всё. – Гита указала на нее пальцем: – Один беспомощный младенец женского пола. Раз. – И загнула палец. Указала на себя: – Одна замученная женщина, которой постоянно приходится подтирать задницу беспомощному младенцу. Два. – И загнула второй палец. – Это другое! Ничего ты о детях не знаешь! – И слава богам. От детей одни неприятности. Фарах чуть не задохнулась: – Это не правда! Счастье мате… – Награда, благословение и все такое, – перебила Гита. – Да-да, я в курсе. А ну отойди-ка. – Она оттеснила Фарах от неподатливого ящика, засунула линейку в щель и нажала изо всех сил, вложив в этот рывок всю свою ярость. Щепки отлетели одновременно от линейки и от деревянного ящика, он выдвинулся из шкафчика. Внутри лежали спички и початая упаковка зеленых спиралей. Гита вернула сломанную линейку на место в другой ящик, Фарах достала одну антимоскитную спираль. Из школы они выходили в полном молчании, но за воротами Фарах попыталась сделать шаг к примирению. – Гитабен… – начала она, взявшись за обе мочки, что традиционно означало раскаяние. – Не надо, – отрезала Гита. – Не хочу ничего слышать. Мы не друзья. И никогда не были друзьями. Я много чего плохого наговорила о Салони – да, она стерва, но не подлая лицемерка. А у тебя всегда мед на языке и нож в кармане. – Нет! Я… – Я не буду спорить с тобой о своей работе. Не буду защищаться. Я не ем чужую соль, только свою собственную. И пока ты и твой гребаный муженек не начали меня преследовать, все у меня было нормально. Ты умоляла меня спасти тебя, потому что сама не можешь это сделать. По мне, так ты вообще ни на что не способна. Фарах начала плакать, но в отличие от ее показных истерик с театральными воплями это были тихие, искренние слезы. |