Книга Королевы бандитов, страница 89 – Парини Шрофф

Женщины настояли на том, чтобы она позволила художникам тоже расписать ей руки хной. Поначалу она отнекивалась, но Салони силой усадила ее на качели: «Все равно я им плачу, зачем отказываться? Ты ведь все-таки не вдова».

Художники спросили инициалы ее мужа, чтобы вписать их в узор. Пока Гита пыталась что-то промямлить, Салони ответила за нее: «Г. П. К.» Это были девичьи инициалы Гиты.

И вот теперь она мчалась домой с мокрыми от бесполезной хны ладонями, стараясь не смазать роспись. Она уже и забыла, до чего это неудобно – ждать, пока высохнет мехенди, парализующая все движения, и как именно в тот момент, когда уже нельзя ни к чему прикасаться руками, у тебя непременно то нос зачешется, то в туалет приспичит.

Гита ушла сразу после того, как художники закончили работу. Они заклинали ее подождать, чтобы хна подсохла и можно было протереть ей ладони ватными шариками, вымоченными в соке лимона, – от этого хна темнеет, а «чем темнее хна, тем крепче любовь», как известно. «Какая пошлость… – подумала Гита. – У нас, индусов, все суеверия так тесно сплетены с народными приметами и религией, что трудно отличить в этой мешанине глупость от традиции». Рамеш ждал слишком много счастливых предзнаменований в день их свадьбы, и его разочарованию не было предела. Дождь в тот день так и не пошел, свечи трещали и чадили, а в довершение всего еще и молоко убежало. Он был в отчаянии.

Гита никогда не постилась и не молилась о долголетии для Рамеша, потому что Карва-Чаутх вошел в моду уже после того, как ее муж исчез. Изначально этот праздник отмечали на севере Индии, но Гита более или менее знала о его ритуалах из кинофильмов. «Столько шуму, – с горькой иронией думала она, – и все ради того, чтобы продлить жизнь мужчинам, которые укорачивают жизнь нам».

Дело было не в том, что женщины не хотели терять мужей раньше срока от большой любви, размышляла она. Просто-напросто окружающие превращали жизнь одинокой женщины в ад. Женщине нужен был мужчина в доме уже для того, чтобы ее оставили в покое. Мужчины ничего особенного не делали, но само их присутствие служило своего рода гарантией защиты. Как у проституток гарантией защиты служит сутенер. «Возможно, самки бонобо не зря объединяются в сплоченные компании, – подвела итог Гита. – Слабые поодиночке, они становятся сильны числом и могут…»

– Нет, ты должен! А то тебя чурел заберет!

– Но я все равно не хочу!

Гита была так поглощена своим внутренним монологом, что не сразу заметила двух детей, которые явно затеяли ссору. Она присмотрелась. В сумерках лица было трудно разглядеть, зато голоса звучали отчетливо.

– Да мне без разницы, чего ты хочешь! – рявкнула девочка. – Давай дуй за браслетами. Луна скоро выглянет!

– Бэй яар! – прохныкал мальчик. – Но мы же не индуисты! И не женаты вообще!

Девочка поставила на землю металлическую тарелку, на которой лежал один ладду^[95]с подвядшим бархатцем, и топнула ногой, окончательно разозлившись на мальчика, который сидел на куче битых кирпичей. Он закрыл ладонями лицо, уперев локти в колени, так что Гита его не видела, зато в девочке она узнала дочку Фарах.

– Пока не женаты, но потом все равно поженимся. Мы единственные мусульмане в окру́ге, так что наши родители договорятся о свадьбе.

– Но ты же старше меня лет на сто!