Книга Златорогий череп, страница 70 – Стасс Бабицкий

— Фу, Вятцев, снова завели про жмуриков! — побледнел почтмейстер. — Меня и так подташнивает от всех этих брожений, а вы еще добавляете. Но постойте-ка! Раз изувер только по ночам выползает, может и нам логичнее устроить променад после заката? Или уже пора рассказать все полиции, пусть устроят облавы. А на этих улицах патрули удвоят.

— Нет смысла полицию звать, — покачал головой сыщик. — Они сперва не поверят, станут отнекиваться. Не потому, что ленивы и тяжелы на подъем, — хотя и не без этого, — просто сама история настолько невероятна, стороннему наблюдателю покажется выдумкой. Потом кто-то из высоких чинов проникнется, пошлет на этот холм сотню мундиров. Мы и шагу не пройдем, чтобы не запнуться о погоны. В итоге убийца ускользнет незамеченным.

— Так зачем сообщать им подробности? Можно просто шепнуть околоточному надзирателю, что душегуб прячется в одном из домов близ Николы Болвановского, — Вятцев кивнул на церковь с пятью маковками и стрельчатой колокольней. — Они-то все равно Ираклия ищут.

— За что? — удивился Митя.

— За убийство в торговых рядах. Сторожа вернулись под утро, видят — окно разбито, занавеска сорвана, у печи труп лежит. Кликнули городового. Тот говорит: «А с кем оставался старик?» Те описали Сабельянова. По приметам его и ищут.

— Не найдут, — отмахнулся Мармеладов. — Ираклий умен, а пуще того — хитер, стало быть предполагает такое развитие событий и на людях без грима не покажется. Да и зачем бегать туда-сюда?! Он уже давно выбрал место, наметил жертву, а уж орудие убийства приготовлено три тысячи лет назад. Осталось дождаться нужного дня.

Сыщик присел на корточки у глухой стены каменного дома. Навалившаяся усталость граничила с безысходностью. Лягушонок, упавший в крынку молока, барахтался, барахтался, сумел сбить масло, но вдруг осознал, что его засасывает в этот мягкий желтый комок, а выбраться сил уже не осталось.

— Эх, заглянуть бы в голову безумца! — воскликнул доктор, и все поняли, что это не просто фигура речи, он и впрямь хочет изучить мозг убийцы. — Уникальный экземпляр! Совсем не стыдится своих деяний. Неужто и вправду не считает, что творит злодейства? Или это всего лишь поза?

Мармеладов вспомнил спокойный и самоуверенный взгляд преступника, и по спине прокатилась ледяная волна.

— Он чувствует себя великаном. Но не среди людей, нет. Он великан среди лилипутов. Не пять, а все десять аршин разницы! Не замечает никого внизу — давит, топчет без всякой жалости. Потому и ходит по Москве широким кругом, будто солнце, выбирая дом для очередного убийства.

— Но по какому принципу?

— Кабы знать.

— Вот вы не верите, но что если, — почтмейстер понизил голос, — он и вправду великую силу обретет. С таким-то апломбом! Куда двинет? В цари? А может, захочет всю Европу под себя подмять?

— Европу, и Китай с Индией, и Америку.

— Скажете тоже! Да кому Америка-то нужна? — возразил Вятцев. — Все влияние в мире лишь от России да Европы проистекает.

Двинулись дальше, поглядывая на обе стороны улицы. Особняков здесь не было. Домишки, вперемешку каменные и деревянные, жались друг к другу, иной раз не оставляя просвета, но чаще все же разделенные узким проулком — еле втиснешься! — или неприметным тупичком. Строения низкие, редко где увидишь третий этаж, оттого хозяева испытывали жгучую потребность украшать их причудливыми вывесками — в этом они ничем от людей не отличаются, недорослики тоже любят надевать яркие жилетки и облепливать мундир орденами. Вот на всю ширину фасада вытянулась жестяная лента: «Иван Кисин и сыновья. Гончарная артель». Давно висит, краска местами облупилась, стало быть, дети Кисина уже подросли и лепят вовсю, помогают родителю. Судя по тому, что комнаты в доме не сдают другой артели, дело ведут прибыльно, а вывеску не подновляют, чтобы ворье не зарилось да мздоимцы не приставали. В соседнем здании недавно — свежайшая витрина! — открылось «Образцовое гигиеническое прачечное заведение», где производится — и об этом заявляют строчкой, раздувшейся от гордости, — «СТИРКА БЕЛЬЯ БЕЗ ЩЕТОК!» А на крыше дома напротив болтаются две дюжины разноцветных лоскутков, словно сигнальные флажки на мачте корабля, тут и без пояснений ясно: «Склад мануфактурных товаров! Шерстяные и шелковые ткани». На удивление, нигде поблизости не встречались бакалейные лавки, коих обычно везде натыкано с избытком. А нет, есть и такая. За поворотом. Предлагает «… не токмо сыры всех сортов…», но и что-то еще. Митя не успел прочесть, поскольку увидел нечто более интересное: