Книга Все началось с развода, страница 107 – Анна Томченко

Я бы его презирала, а так я им восхищалась, он взял на себя ответственность за все и даже за меня.

Это была немного странная жизнь, которая никак не подходила под понятие счастливого финала, но и я, и Альберт прекрасно знали, какую цену мы платили за это. И для него это было наказанием, потому что он разрывался: с одной стороны, у него была я, а с другой стороны был ребёнок.

И она росла, была очень смешная, ласковая, я иногда подслушивала, как он разговаривал с ней по телефону:

— Папочка, папочка, ты видел мой дневник? Папочка, посмотри, вот видишь. А

здесь у меня математика и геометрия, как ты и хотел, видишь одни пятёрки.

— Я тобой горжусь... — скупо, с затаённой нежностью произносил Альберт:

— А я тебя обожаю, папуль.

Она не была плохой, она не была противной, она была его. Иногда в её голосе звучали мои интонации, от чего меня перетряхивало. Но как бы это по-глупому не звучало, я не испытывала к ней зла, ненависти.

Наверное, я просто заблокировала в себе эти чувства, и это не означало, что, если их не было, я была готова с ней видеться.

Нет, мы так и жили.

Ещё через пару лет у Гордея родилась дочь. Маленькая, розовенькая, назвали Амелией. А потом Митя женился. На хрупкой скрипачке из консерватории, которую приводил ко мне знакомиться и многозначительно бросал на меня колючие взгляды, как будто бы ждал какой-то оценки, но она была чудесная. И он был чудесен, выросший, смешной, с характером упрямым, и не было в нём ничего от того маленького мальчика, который бегал по дому и требовал, чтобы ему починили машинки.

Зина с Даней после свадьбы Мити все же переехали окончательно в Москву. Мы созванивались с дочерью, виделись, я приезжала к ним в столицу. Гладила её по плечам, обещала, что все будет хорошо, она и сама понимала, что все и так хорошо, просто не совсем как у людей, просто немного по-другому.

Но чего уж на самом деле никто не ожидал так это того, что знакомиться я буду с Еленой в восемьдесят седьмую весну Альберта.

После одной из майских ночей, когда я вдруг поняла, что он не дышит.

У него случился инсульт во сне. Ему было восемьдесят семь, за плечами у нас была длинная разношёрстная жизнь, в которой смешалось все и любовь, и отчаяние, и какая-то горечь, и много радости, романтики, нежности.

А я утром даже не поняла этого.

Как глупая сидела, пыталась перевернуть его на себя, чтобы он открыл глаза, гладила по щекам, повторяла:

— Альберт, пожалуйста, посмотри на меня, посмотри на меня.

И тогда, в день похорон, на пороге появилась Лена. Заплаканная, разбитая.

— Простите, я знаю, что я не должна к вам приезжать, но можно я с папой попрощаюсь? Пожалуйста, прошу, можно я с папой…

И не было в ней ничего от той другой женщины.

Были длинные светло-русые волосы.

ЕГО глаза.

Я стояла, смотрела на неё, плакала.

А потом я все-таки поняла, что прошло слишком много времени. Прошла целая жизнь. И это значит, что совсем не обязательно сохранять все тот же самый чёртов нейтралитет.

Это было наказанием Альберта, что он всю оставшуюся жизнь находился не со мной и не с ней, и он это наказание испил до дна. Поэтому я шагнула вперёд, протянула дрожащую ладонь к Елене, она несмело дотронулась кончиками пальцев до моей руки.

— Заходи, родная, — тихо прошептала я, прижимая её к себе.

Но все это было потом, намного позже.