Книга Полиция на похоронах, страница 67 – Марджери Аллингем

— Это, во всяком случае, упрощает дело, — сказал он. — Когда вы у него были?

— В конце июня, — так же ворчливо ответил дядя Вильям. — Не будем обсуждать, что он мне сказал. Я всегда считал, что для людей их профессии эти врачи понимают меньше, чем требуется. Ну, хорошо, хоть это и правда, но я не вижу, что это меняет. Я не могу попросить его подтвердить мой визит.

— Почему же? — К Маркусу вернулась вся его подозрительность.

— Потому что, — ответил дядя Вильям с большим достоинством и тщательно выбирая слова, — тогда я решил, что мне лучше изменить свое имя. Кроме того, я не мог ему заплатить — вы ведь знаете, как обстоят мои денежные дела. О, я вполне уверен, что он меня запомнил, — продолжал он, увидев, что его оппонент открыл рот, чтобы что-то сказать. — Но если вы думаете, что я допущу, чтобы по вашей милости на меня обрушились письма от адвокатов с угрозами, или что-нибудь еще в этом роде, то вы ошибаетесь. Я все сказал, что хотел. — Он надул губы и отвернулся от них.

— Но, мистер Фарадей, речь идет об убийстве, — Маркус встал перед пожилым человеком и суровым тоном повторил свои слова. — Об убийстве. Неужели вы не понимаете! Нет иичего хуже убийства. Если вы будете и дальше упорствовать, сэр, — продолжал он, и его голос звучал все более строго, — вас арестуют.

— Подпишите эту бумагу, — сказал дядя Вильям. — И все будет в порядке. Мне в жизни приходилось попадать в разные переделки, и все заканчивалось благополучно. И на этот раз будет так же. Ни один человек на свете не назовет Вильяма Фарадея трусом.

— А вот дураком назовет, — вполголоса выругался Маркус.

Дядя Вильям посмотрел на него.

— Не бормочите себе под нос, сэр, — сказал он. — Говорите вслух, как подобает мужчине.

Маркус обратился к Кемпиону.

— Вы можете объяснить мистеру Фарадею, насколько серьезно его положение? — сказал он. — Я… не могу.

— Черт побери! Я знаю, насколько оно серьезно, — неожиданно вскипел дядя Вильям. — Разве не я потерял кузена и сестру? Вы, похоже, забыли, что у нас в семье горе, и пристаете ко мне со своими докторами. На завтрашнем дознании мне предстоит опознать убитого, и это очень тяжелое и трагическое испытание. Я не тот человек, чтобы думать сейчас о счетах от каких-то паршивых докторов.

— Инспектор Оатс все равно будет проверять свидетельские показания, Маркус, — сказал Кемпион.

Дядя Вильям перевел взгляд с одного молодого человека на другого, открыл было рот, но потом передумал. Он сидел, уставившись на них и издавая тихие булькающие звуки, как закипающий чайник. Вдруг он заговорил:

— Я назвался именем моего старого приятеля Харрисона Грегори. Я указал его клубный адрес, и мой визит к врачу состоялся 27 июня, — сказал он. — Ну, вот, теперь вам все известно и, надеюсь, вы удовлетворены. Конечно, я выгляжу при этом дураком, но мать ведь не дает нам никаких денег. Она не понимает, что в моем возрасте мужчина должен иметь в кармане хотя бы фунт-другой.

Маркус записал имя на обратной стороне конверта.

— Леветт-Клуб, да, сэр?

Дядя Вильям издал хрюкающий звук.

— Брук-стрит, — пробормотал он. — Старик Грегори рассердится на меня. С ним, должно быть, уже связывался этот малый. — Он сокрушенно покачал головой. — В тот момент я не мог придумать ничего лучшего.

Маркус с ужасом посмотрел на Кемпиона, который, казалось, остался совершенно равнодушен к этому выступлению дяди Вильяма.