Книга Смерть призрака, страница 98 – Марджери Аллингем

Макс был поражен. Такой реакции с ее стороны он когда раньше не видел. Лишь спустя некоторое время он ел вернуть себе самообладание.

— Моя дорогая Бэлл, — сдавленно проговорил он. — Я стараюсь сделать скидку на ваш возраст и те тяжелые испытания, через которые вам пришлось пройти, однако…

— Хватит! — прервала его старая леди, в буквальном смысле слова источающая пламя из глаз. — Мне еще ни разу в жизни не доводилось слышать такие чудовищно наглые речи. Угомонитесь, сэр! Я отвечаю вам — нет! Действующее поныне условие сохраняет силу и впредь! И картины моего мужа останутся в стране!

— О Бэлл, милая, мудро ли это? Такое злое красное облако в вашей ауре! Макс же так удачлив в бизнесе, не правда ли?..

Этот нежный протест, исходящий из шезлонга донны Беатрис мгновенно иссяк после первого же взгляда Бэлл, брошенного в ту сторону.

И вдруг миссис Лафкадио любезно улыбнулась.

— Дорогая Беатрис, — сказала она. — Я бы хотела, чтобы вы удалились ненадолго в другую комнату. По-видимому, мне действительно надо потолковать о бизнесе, Лайза, дитя мое, вы можете спуститься вниз и через пятнадцать минут подать чай. Мистер Фастиен не останется здесь.

— Ярко-алый и индиго… — недовольно пробормотала донна Беатрис — Это так опасно! Так пагубно для Высших ценностей!

Тем не менее она довольно проворно, словно вспугнутая птичка, ретировалась из комнаты, прошуршав своим нарядом. Лайза ушла тоже. Когда дверь за ними закрылась, Бэлл посмотрела на сидящую на коврике Линду.

— Я хочу выполнить то, что велел мне Джонни, Линда, — сказала она. — Теперь лишь мы с тобой должны об этом заботиться. Что ты об этом думаешь? Если мы на этом и потеряем немного денег, будет ли это так уж важно?

Девушка улыбнулась.

— Это твои картины, лапушка, — ответила она. — И ты можешь делать с ними все, что тебе угодно. Ты знаешь мои чувства. И, кроме того, это меня не особенно заботит. Если ты не хочешь, чтобы они уезжали, то это становится и моим желанием.

— Во всяком случае, в течение моей жизни, — прибавила Бэлл. — Пока я жива, я буду выполнять волю Джонни так же, как делала это в прошлые годы!

— Это преступно и абсурдно! — объявил Макс. — Сущая глупость! Моя дражайшая Бэлл, хотя вы являетесь вдовой Лафкадио, вы не должны упорствовать в этом слишком сильно. Эти картины принадлежат не только вам. Они — собственность мира. Как претворитель воли Лафкадио в искусстве, я настаиваю: картины должны быть проданы как можно скорее, и нашей единственной надеждой являются другие крупные столицы. Нельзя в угоду упрямству и сентиментальным чувствам обесценивать работу человека, истинного значения которого вам никогда не будет дано определить!

Голос его поднялся почти до визга, а жесты, потеряв заученную грациозность, стали движениями озлобленного и странного ребенка.

Бэлл села в свое кресло. Старинная комната, еще сохранившая незримое присутствие вихревой натуры Лафкадио, теперь как бы обступила Бэлл, сомкнулась вокруг нее. Она смотрела на Макса холодно. Ее гнев улегся, но с ним ушла и та неизбывная доброжелательность, которая была присуща лишь ей одной. На месте прежней Бэлл теперь появилась другая женщина. Она имела все еще достаточно силы, чтобы сохранять выражение неумолимости по отношению ко всему, что ей не нравилось, достаточно проницательности, чтобы распознать грубую безвкусицу лести, а еще она имела достаточно друзей, чтобы позволить себе выбирать из них наиболее подходящих.