Книга Танцоры в трауре, страница 20 – Марджери Аллингем

Он сделал паузу.

“Я ненавижу это”, - яростно сказал он. “Можно подумать, они думают головой”.

Мистер Кэмпион молчал. Он думал, что понимает эту часть ситуации. Он кое-что знал о сельской жизни и социальных обязательствах, которые, похоже, несут некоторые дома, как будто они имеют индивидуальность, совершенно отличную от их владельцев. Он представил себе скучающее сообщество, в котором каждый член знакомится друг с другом по крайней мере кивком головы, повергнутое в состояние возбужденной болтовни знанием того, что к нему присоединяется национальный герой, только для того, чтобы разочароваться и раздражиться, обнаружив, что знаменитость сохранила свою неприступность и просто лишила их одного из прискорбно немногих мест, куда они могут обратиться.

Он взглянул через стол туда, где сидела Линда в окружении дяди Уильяма и Мерсера. Она подняла глаза, поймала его взгляд и улыбнулась. Кэмпион повернулся обратно к хозяину.

“Я думал, что пойду...” - начал он, но Сутане перебила его.

“Ты останешься здесь на день или около того. Я буду чувствовать себя счастливее, если ты это сделаешь. Что я хочу знать, так это следующее: в какой степени это мои нервы, а в какой - настоящее зло?… Боже милостивый, что это?”

Последние слова вырвались у него с такой силой, что заглушили все остальные разговоры.

Кэмпион, который сидел спиной к окну, оглянулся через плечо и увидел это явление. По подъездной дорожке медленно, с достоинством, приличествующим его возрасту, ехал большой Daimler, примерно 1912 года выпуска. За рулем был пожилой шофер в зеленом, а рядом с ним очень молодой лакей в такой же униформе. За ним ехал "Бьюик", тоже с шофером, а за ним снова такси. Вдалеке была различима еще одна машина.

Сутане вопросительно взглянул на свою жену. Она покачала головой. Кэмпион подумала, что она выглядит определенно испуганной.

Тем временем "Даймлер" высаживал своих пассажиров: великолепную пожилую леди и гибкую девушку.

Звон дверного колокольчика эхом разнесся по дому, и датчанин, который спал под столом, встал и начал лаять. Спустя некоторое время тапочки заставили его замолчать, и в комнате воцарилась зловещая тишина, в то время как снаружи, в холле, до них донесся гул голосов и топот ног по полированному полу.

Вскоре, как только на подъездной дорожке появились другие машины, к болтовне добавился еще один звук, неприличный грохот. Хихикали тапочки.

“Это пианино”, - сказала она. “Мы перенесли его через дверь гостиной. Не было времени вернуть его. Джимми, ты сказал Хьюзу, чтобы он не беспокоился”.

Сутане отодвинул свой стул. Он внезапно пришел в театральную ярость.

“Кто, черт возьми, все эти проклятые люди?” - требовательно спросил он. “Какого черта они звонят сюда? Боже! Их миллионы!”

Бенни Конрад нервно рассмеялся.

“Неужели никто их не знает? Как чудесно! Давайте все выйдем и побратаемся”.

“Заткнись!” Сок Петри нахмурился, его глубоко посаженные глаза с тревогой уставились на Сутане.

Звезда дрожал, и его длинные пальцы вцепились в спинку стула.

Дверь позади него тихо открылась, и вошел пожилой слуга, который готовил ужин. Он был красным и взволнованным.

“Очень много людей звонили, сэр”, - начал он вполголоса. “Я разместил их в гостиной, и одна из горничных открывает двойные двери в гостиную. Хотите, я подам чай?”