Книга Танцоры в трауре, страница 1 – Марджери Аллингем

1937

Когда мистер Уильям Фарадей сел писать свои мемуары после пятидесяти восьми лет безупречного бездействия, он обнаружил, что работа по описанию истории своей жизни почти так же утомительна, как и прожитие ее, и поэтому, обладая природной изобретательностью в сочетании с даром находить более легкий путь, он начал немного увиливать на второй странице, доходя до откровенной лжи на шестом и последующих листах.

Книга вышла за восемнадцать шиллингов и шесть пенсов с фронтисписом в 1934 году и попала бы в список оставшихся изданий вместе с тысячами своих прототипов, если бы качество одного из самых диких анекдотов в главах, посвященных Индии, которую автор никогда не видел, не обеспечило ей место в колонках новостей воскресной газеты.

Этот абзац привлек к мемуарам внимание критика, который не позволил его высокопреосвященству ослабить свою оценку абсурда, и в рецензии, которую он впоследствии написал, он указал, что произведение было чистым вымыслом, если не сказать фантазией, и, между прочим, было одной из самых смешных книг десятилетия.

Публика согласилась с критиком, и в возрасте шестидесяти одного года Уильям Фарадей, автор Мемуаров старого буфера (переизданных в семьдесят четвертом году в издательстве seven and six), нашел себя литературной фигурой.

Ему почти удалось выглядеть соответствующим роли, когда он сидел в своей ложе в театре "Аргоси", его маленькие блестящие глазки были устремлены на сцену, где шло трехсотое представление "Буфера", музыкального шоу, построенного на косточках его книги.

Посмотрев шоу около тридцати или сорока раз, он, естественно, склонялся к критике, но, тем не менее, оно ему понравилось.

Остальная публика была не так пресыщена. Она ликовала, обнимала себя и в более дешевых частях зала впадала в небольшую истерику.

Даже сознательно мыслящий элемент был счастлив, наслаждаясь редким приливом духовной свободы. Шоу Джимми Сутана-Тапочек Беллью было признанным интеллектуальным уравнителем и представляло собой одну из тех благословенных Эльзасских стран, где глаза идиота и высоколобого встречаются и подмигивают. В партере и на галерее были поклонники Сутане; детские души, спрятанные в самых неожиданных уголках груди, следили за его угловатой экстатичной фигурой в ее изящной, но слегка гротескной интерпретации музыки Мерсера со всем душераздирающим удовольствием пойманных птиц, наблюдающих за полетом.

Это было событие, ночь, которую нужно запомнить, и вспомнить с украшениями. Дух вечеринки окутал старый Argosy, и даже пышнотелые богини над канделябрами в зрительном зале, казалось, вдохнули новый энтузиазм в свои раскрашенные спортивные состязания.

Различные менеджеры, веселые, хотя и измученные, боролись вдвое энергичнее, чем было строго необходимо, с телеграммами, невыносимыми идиотами, ожидающими мест до Рождества, цветами во льду из Австралии и дорогими и назойливыми телефонными звонками из Атлантики.

Девушки из программы в новой униформе смотрели на сцену с новым интересом, даже когда на ней не было Сутане, в то время как оркестр, наслаждаясь незнакомым чувством безопасности, пришел почти в восторг, несмотря на новый номер во втором акте.

Тот тревожный эмоциональный опыт, первая ночь, остался в прошлом. Это был кошмар со счастливым пробуждением. Это, трехсотое представление, имело приятное качество реальности. Казалось, что за дверью на Шафтсбери-авеню всегда были доски “Полный зал”, и порядок в библиотеке больше не был предметом молитвы.