Книга Манящая леди, страница 9 – Марджери Аллингем

В тот первый вечер их совместного отпуска десять дней назад Люк сделал все возможное, чтобы выглядеть почти как обычно, когда приветствовал своего хозяина на берегу миллрейс, но Кэмпион не обманулась. Он почувствовал панику, когда увидел это. В течение нескольких часов после этого, казалось, не было никакого мыслимого объяснения. Деревня Понтисбрайт, раскинувшаяся вокруг маленькой лужайки, казалась такой же безвкусной растительностью, как всегда, и гораздо более невинной, чем мистер Кэмпион знал ее в свое время. Но на следующее утро тайна раскрылась сама собой. В одиннадцать часов достопочтенный. Виктория Прунелла Эдита Скруп-Дори спустилась из нового дома священника, где она жила со своей матерью, вдовой последнего барона Глиба, и двоюродным братом своей матери, преподобным Сэмом Джонсом-Джонсом, которого все называли ‘Переработчиком’, и села на крыльце. Несколько минут спустя, после борьбы, которая была почти видна, несчастный Люк занял стул напротив нее. Разговора не было.

Кэмпион был так поражен этим непредвиденным несчастьем, что даже не заставил себя упомянуть об этом Аманде, которая притворилась, что ничего не знает об этом, и так прошла целая неприятная неделя: Люк страдал, Кэмпион сочувствовал ему, но был сильно встревожен, а молодая женщина заходила каждый день.

Внезапная смерть дяди Уильяма в Манящей леди, которая опечалила их всех, казалось, придала Люку внезапной решимости. За день до похорон он объявил о своем намерении больше не злоупотреблять их добротой, вывел свою аккуратную маленькую спортивную машину и, не делая больше никаких заявлений по этому поводу, бросился спасать свою жизнь. Кэмпион видела, как он уходил, с искренним облегчением.

Но вечером следующего дня после похорон, когда он все еще поздравлял себя с прошедшей серьезной опасностью, без предупреждения вернулся Люк. В мягком желтом свете, в то время как шум мельничной мельницы и пение птиц придавали древнему представлению о рае правдоподобный и осмысленный вид, знакомая машина свернула на дорожку перед домом, и из нее вышла мрачная, но похмельная фигура, чтобы встретиться с ним взглядом. У Люка, сказал он деревянным голосом, было еще несколько дней отпуска.

Итак, сегодня, принимая во внимание все это, было вполне понятно, что, направляясь домой, мистер Кэмпион почти боялся завернуть за угол. На какое-то благословенное мгновение ему показалось, что ее там нет. Он мог видеть коротко остриженный затылок Люка над шезлонгом в толпе из них, расставленных на древней брусчатке. Это была цивилизованная сцена. На полу лежали утренние газеты, в темном дверном проеме гостеприимно поблескивала оловянная посуда, а за ней виднелся низкий фахверковый фасад с окнами, похожими на галеон, и изящный, как в море. Мистер Кэмпион сделал шаг вперед и остановился. Чернослив все-таки присутствовала. Она тихо сидела в тени на одной из скамеек на веранде, и когда ветер шевельнул липы рядом с домом, луч солнечного света упал на нее.

На взгляд современного человека, она выглядела настолько странно, насколько можно было пожелать. Она была очень высокой, с узкими костями, белой кожей, желто-каштановыми волосами и отличительными чертами своей семьи. На протяжении веков у глибского лица были свои взлеты и падения. Говорят, что молодая королева Виктория несколько грубо заметила, что это ‘особенно идет чучелу’, но с тех пор это не вошло в моду. Мистер Кэмпион счел это печальным.