Книга Патологоанатом. Истории из морга, страница 105 – Карла Валентайн

Не знаю, видели ли это мои коллеги.

После того, как покойник был отмыт дочиста, я приступила к реконструкции. Сначала голова. Волосы были влажные, а, значит их будет легче причесать, так же, как я причесывала их, когда делала пробор на месте будущего разреза на границе затылка и шеи. В отличие от младенцев, у которых мозг огромен в сравнении с туловищем, мозг взрослого человека в полость черепа не укладывают. Да это было бы и просто невозможно, потому что мозг – очень мягкий орган. Я уже писала, что он похож на «мусс», а у черепа столько естественных отверстий, что мозг мог бы вытекать из них. Поэтому я высушила полотенцем стенки полости, скрутила большой ком марли по размеру мозга и вставила этот ком в череп. Это надо было сделать по двум причинам: во-первых, это придало голове форму и позволило мне надежно поставить на место крышку черепа, а, во-вторых, марля поглощает всю жидкость и не дает ей вытекать из глазниц, слуховых проходов и через большое затылочное отверстие. Я расправила височные мышцы и уложила их на место, а потом натянула скальп на голову так, чтобы сопоставить края разреза на затылке, оставив между ними небольшую щель. После этого я сшила края в обычном направлении справа налево. Иглу я вкалывала в верхний лоскут скальпа со стороны, покрытой волосами, проводила иглу через всю толщину ткани, а потом в таком же направлении прошивала нижний лоскут, стягивая края разреза. Потом я делала следующий стежок. Так получился аккуратный шов, похожий на шов, каким зашивают матерчатый чехол бейсбольного мяча. Собственно, мы и называем этот шов бейсбольным.

Потом я высушила губкой брюшную полость и забила марлей полость таза – вставив марлю вместо мочевого пузыря и других тазовых органов. Кроме того, как и в случае с черепом, эта ткань будет впитывать остатки жидкости, не давая им вытечь наружу. Такой же рулон марли я вставила в шею, чтобы придать ей естественную форму. Иногда, у мужчин, мы даже делаем что-то похожее на кадык. Органы умершего помещают в отдельные, не подверженные разложению прозрачные мешки, которые, затем, кладем в порожние полости тела. Сверху мы укладываем грудину. Это придает телу естественные очертания, форму и объем. После этого я сопоставляю лоскуты кожи по линии срединного разреза и зашиваю его. Сверху вниз тем же бейсбольным швом.^[4]

Если бы мне надо было удалить у этого покойника стекловидное тело, то вместо него, чтобы сохранить внутриглазное давление, я накачала бы в глазное яблоко физиологический раствор. Лицо покойника после такой реконструкции часто выглядит более умиротворенным, чем до аутопсии. Закончив реконструкцию, я снова обмыла тело и вымыла волосы шампунем, чтобы удалить жир и грязь с волос. Часто я мою и ногти. Если на коже остаются сочащиеся язвы или следы прижизненных хирургических вмешательств, то я либо покрываю их гигроскопичным материалом, либо заклеиваю большими кусками пластыря. Теперь остается только обтереть покойника полотенцем и уложить во временное хранилище. Теперь он выглядит достойно и умиротворенно.

Однако мы не можем и при реконструкции нарушить второе начало термодинамики. Невозможно расположить органы в том же положении, в каком они находились до вскрытия, труп невозможно сложить, как паззл. Не можем мы и наполнить кровью артерии и вены трупа – вся его кровь вытекла в раковину. Мы не в состоянии восстановить Шалтая-Болтая. И никто не может.