Книга Убить Маргарет Митчелл, страница 80 – Энни Кей

Но через день все изменилось, развернулось на сто восемьдесят градусов. Я стал отцеубийцей в глазах миллионов людей. Притом безбашенным убийцей, способным не только на безжалостное убийство, достаточно безумным, чтобы не скрывать это. Я стал чертовой Шэрон Стоун из “Основного инстинкта”.

Я играл, снова что-то играл, кроме того, что по-настоящему чувствовал. А чувствовал и проживал изо дня в день я этот последний разговор.

Он звонил мне несколько раз в тот день, но я не брал трубку. Все время находил себе оправдания: я на встрече, мне сейчас неудобно, я перезвоню. Но, конечно, это были отговорки. Я трусил, избегал его. Знал, что ничего он не сможет сказать такого, что изменит мое состояние. И в то же время в глубине души надеялся, что звонил он, чтобы сказать, что случившееся на собрании – странная и глупая, но шутка, что никакой Дэвид меня не заменит, что я его сын и он меня любит. Но здравый смысл – семейная наша черта – говорил, что я не идиот, и он тоже. Он все продумал, а такие шутки не в его стиле, не настолько он меня ненавидит, чтобы так издеваться. Поэтому пропускал его звонки. Это как получить емэйл после неудачных переговоров: где-то на задворках хрупкие остатки надежды пищат об успехе, но ты не хочешь открывать сообщение, потому что там железный и безусловный отказ.

Я ответил случайно: хотел отключить звук, но вместо этого нажал на ответ.

– Ты продолжаешь меня избегать? – начал он без приветствия.

Я успел выругаться про себя, но остальное скрывать мне не хотелось:

– Что тебе нужно?

– Мне нужно, чтобы ты вел себя, как мужчина. А не как обиженный мальчик, у которого отобрали игрушку, которую он считал своей.

– Действительно, странно, что я так считал. Никаких предпосылок ведь не было.

Он несколько секунд молчал, потому что ему хотелось сказать что-то в своей обычной манере, которая должна была вернуть меня в мое обычное пресмыкающееся состояние. Но ничто уже не могло быть более унизительным, чем то, что он уже сделал, поэтому я услышал только глубокий вздох.

– Николас, мы по-прежнему остаемся семьей.

– Интересно, как ты себе это представляешь? – мне стало даже весело. – Ты отберешь у меня то, что я по закону должен получить как твой сын, а я буду продолжать поддерживать с тобой замечательные отношения?

– В противном случае ты опозоришь себя, – сказал он своим обычным стальным тоном.

– Думаешь, меня это волнует?! – окончательно разозлился я.

– Думаю, волнует, – невнятно произнес он. – Если бы тебя не волновало общественное мнение, ты был бы другим человеком и, возможно, получил бы ту должность, на которую рассчитывал по праву рождения. Удивительно, что за все эти годы, за всю свою жизнь ты так и не понял, что я никогда не буду рассуждать такими примитивными категориями. Приезжай, я снова в твоих апартаментах, жду тебя. Поговорим сегодня как взрослые.

Его голос при последних словах изменился, и я понял почему.

– Я просил тебя не курить в моем доме.

В трубке было слышно, как он достал сигару изо рта, и раздражение его тоже было слышно.

– Не курю. Доволен?

Я не был доволен.

– Делай, что хочешь, – бросил я. – Хочешь курить – кури. Хочешь сделать Дэвида своим преемником – сколько угодно.

– Мне не нужно твое разрешение, чтобы делать то, что я хочу, – спокойно ответил он.