Книга Фейк, страница 94 – Нана Рай

Даня отставляет первую картину и берет чистый холст. Последний. Зубами он зажимает кончик кисти и на минуту задумывается. Затем неуверенно смешивает темные краски на палитре и начинает рисовать особняк Вольфов. Яркая луна освещает площадку перед домом. Перед ним стоит незнакомец. Даня изображает его в куртке с капюшоном – таинственный убийца, от которого якобы прячется Алекса.

Низ холста, как всегда, остается кристально чистым. Завершив картину, Даня кладет перепачканную палитру на тумбочку вместе с кистями. И проводит ладонью по лбу. Впервые его дар служит не игрушкой ради выполнения глупых желаний. Впервые он пытается разгадать тайну и найти убийцу.

Даня напряженно разглядывает картины. В воздухе стоит запах свежих красок. Так пахнет правда, которую он скоро узнает.

Дом вымер. День после похорон ознаменовался мрачной тишиной, которая затаилась в каждом уголке особняка. Замер даже снег на улице. Мимо окон больше не летают снежинки. Они лежат на сугробах, намертво примерзнув за ночь.

На кухне никого нет. Нет Галины, которая обычно суетится возле плиты и готовит завтрак. Нет Арсения, одетого с иголочки в дорогой костюм-тройку. Нет заспанного Клементия в любимой красной футболке. Нет Алексы – обычно она зависает в соцсетях, подогнув под себя одну ногу. И, конечно же, нет Златы, звенящей золотыми браслетами.

Даня наливает крепкий кофе. Ранним утром он здесь один.

«В ней говорилось, что нас всех ждет смерть», – неожиданно приходят на ум слова Арсения.

Неужели кто-то и правда истребляет семью Вольфов? Тогда последняя картина Дани должна помочь вывести убийцу на чистую воду.

– Сделаешь и мне?

Мертвую тишину разрезает хриплый голос Галины. Она опухла от слез, от сна и успокоительных, и Даня с трудом узнает в ней ту милую и уютную девушку, какой она была.

– Сахар?

– Нет. Чистый кофеин. От снотворных мне так плохо, будто меня тоже похоронили.

Она тяжело опускается на стул и подпирает голову руками, запуская пальцы в запутавшиеся локоны. Даня ставит перед ней кружку американо и садится напротив. Галя молча отпивает кофе.

– Я думала, ты уйдешь.

– После твоих слов? Я не привык бросать друзей.

Впервые за последние дни на ее лице появляется улыбка. Такая крохотная, что пару секунд Дане кажется, будто ему мерещится.

– Ты что-то рисуешь? – Галя кивает на брошенный на столе скетчбук. Тот самый, который предсказал смерть Златы.

– Да, я измучил почти все страницы.

– А это что?

Она осторожно раскрывает его на середине и задумчиво разглядывает огромного ястреба, нарисованного черной ручкой. Каждое перышко прорисовано до мельчайших деталей. Даня нарисовал его так, словно наблюдал за полетом птицы сверху, а вот голова почему-то была повернута набок.

– Не знаю. Нарисовал вчера. Просто всплыла картинка в голове.

– Красиво. Странно, но что-то похожее мне снилось сегодня. Удивительно, что я еще помню сон. Эти снотворные настолько сильные, что, мне кажется, прекратились даже приступы… – Последнее слово поспешно умалчивается.

Галя краснеет и шумно выдыхает, как будто только что подсмотрела за целующейся парочкой.

– Приступы?

Даня внимательно следит за ней. Ему прекрасно известно, о каких приступах она говорит.

Галина проводит дрожащей ладонью по волосам, стыдливо отводит глаза. И молчит, словно может стереть то, что только что сказала, и начать разговор с начала.