Книга Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов, страница 107 – Морис Леблан

Он сам наклонился над трупом и снял покрывало.

Ворский закрыл глаза. Коленопреклоненный, прижавшись грудью к ногам мертвого тела, он застыл с упрямо закрытыми глазами.

– Ну что? – насмешливо осведомился дон Луис. – Ты не осмеливаешься взглянуть, но только потому, что уже догадался или вот-вот догадаешься, не так ли, негодяй? Твой мозг дурачка лихорадочно соображает, верно? На острове Сарек находились две женщины, только две – Вероника и та, другая. Другую звали Эльфридой – я не ошибся? Эльфрида и Вероника, две твои жены: одна – мать Райнхольда, другая – Франсуа… Раз ты распял и исполосовал ножом не мать Франсуа, выходит, это была мать Райнхольда. Раз лежащая перед тобою женщина с истерзанными запястьями не Вероника, значит это Эльфрида. Ошибка исключается. Эльфрида, твоя супруга и сообщница… Эльфрида, твоя проклятая душа… И тебе это известно настолько хорошо, что ты предпочитаешь лучше поверить мне на слово, чем собраться с силами и взглянуть на белое лицо покойницы, твоей покорной сообщницы, которую ты предал мучениям. Ну, заячья душонка, смотри же!

Но Ворский спрятал лицо в ладони. Он не плакал! Ворский не мог плакать. Однако плечи его сотрясались, а поза говорила о жестоком отчаянии.

Это длилось довольно долго. Наконец Ворский несколько успокоился, но был все так же недвижен.

– Ей-богу, дружище, ты вызываешь у меня жалость, – заметил дон Луис. – Значит, ты до такой степени был привязан к Эльфриде? Должно быть, привычка? Или она была для тебя чем-то вроде талисмана? Ну, что поделать, зато теперь ты знаешь, что натворил. Кой-чему научился. Мало того – начал размышлять! Итак, ты барахтаешься в преступлениях, словно новорожденный, которого бросили в воду. Поэтому ничего удивительного, что ты погрязаешь в том, что тебя окружает. Так как же, жив Старый Друид или нет? Конрад все-таки всадил ему нож в спину – или же это я сыграл роль сей демонической личности? Короче, существуют ли Друид и испанский гранд по отдельности, или это одно и то же лицо? Для тебя, мой бедный мальчик, это – темный лес. Поэтому нам следовало бы объясниться. Хочешь, я тебе помогу?

Если до сих пор Ворский действовал механически, то теперь, когда он поднял голову, было заметно, что он хорошенько поразмыслил и прекрасно знает, на какой отчаянный шаг толкают его обстоятельства. Он, безусловно, был готов объясниться, как призывал его дон Луис, но объясниться с кинжалом в руке и с непреодолимым желанием им воспользоваться.

Не спеша, вперив взор в дона Луиса и отнюдь не скрывая своих намерений, Ворский вытащил нож из тела женщины и выпрямился.

– Имей в виду, – заметил дон Луис, – нож тоже ненастоящий, как и твой револьвер. Он из серебряной бумаги.

Но шутка не подействовала. Ничто не могло ускорить или же замедлить того расчетливого порыва, который толкал Ворского на последнюю схватку. Он обошел жертвенник и остановился перед доном Луисом.

– Значит, это ты, – осведомился он, – уже несколько дней мешаешь мне во всем?

– Только сутки, не больше. Сутки назад я прибыл на Сарек.

– И ты готов идти до конца?

– Во всяком случае, как можно дальше.

– Зачем? Что тобою движет?

– Я занимаюсь этим как любитель. Ты мне противен.

– Значит, договориться мы не сможем?

– Нет.

– Ты отказываешься принять участие в моей игре?