Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 155 – Джон Диксон Карр

И теперь наш Каррутерс чист и невинен как младенец. Никого не волнует, где он находился после двенадцати, так как после этого он, понятное дело, никак не мог убить бабушку. И к тому же дорога от Парк-лейн до Айлингтона после полуночи заняла бы у него столько времени, что это лишь подтверждает его алиби. Таким образом, нам совершенно незачем рисковать, подкупая другого свидетеля, который засвидетельствовал бы, что Каррутерс оказался в «Савойе» в двенадцать пятнадцать и болтал там с управляющим. Если посмотреть со стороны, это самое подозрительное алиби. И если мы его выдумали, то для этого, вероятно, есть очень весомая причина.

То же самое и с мистером Маннерингом из нашего дела. Джефф доказал, что Маннеринг не покидал греко-американо-какой-то ресторан вплоть до без четверти одиннадцать, до того времени, когда в музей пробрался самозванец. Этого было вполне достаточно. Зачем тогда так тщательно выдумывать, что Маннеринг ездил на Принц-Риджент-корт с Агинопополосом, встречался с управляющим и заходил в квартиру с черного хода? Ответ витает в воздухе: ему было жизненно важно подкрепить утверждение Маннеринга, что он был в этой квартире той ночью.

Но почему это было настолько важно? Вам было начихать, как любит выражаться Хэдли, на сам тот факт, что он там был, главным образом вы стремились доказать, что он не входил в парадную дверь без двадцати одиннадцать. Вы даже не собирались давить на него в этом вопросе, вы, Хэдли, так ему и сказали, когда беседовали с ним в доме Уэйдов. И тем не менее вы должны были понять, что для Маннеринга факт пребывания в квартире, в то самое время или нет, представлял огромную важность, потому он и старался вас в этом убедить.

Если что и удивляет нас в его поведении, так это упорство, с которым он настаивал на том, что он таки там был. Он пихал вам этот факт под нос даже тогда, когда вы в нем не сомневались, с самой первой беседы с Каррутерсом и до скандала в кабинете сэра Герберта, во время которого он представил своих свидетелей. Естественно, он хотел, чтобы его история подтверждалась в мельчайших подробностях, но все это больше походит на странную навязчивую идею, не имеющую к самому преступлению никакого отношения. Так что же он, черт побери, делал на Принц-Риджент-корт, согласно его показаниям? Он поднялся по лестнице, обнаружил, что дверь в квартире Холмса открыта, заглянул туда и достал из кучи золы сложенную бумажку, незаконченное письмо, написанное Джерри Уэйдом…

Вот и весь секрет, господа. Он подобрал записку (как он утверждает), которую кто-то выронил из кармана. Он объяснил это лишь тогда, когда записка вывалилась из его собственного кармана в полицейском участке и ему потребовалось этот факт как-то объяснить.

Теперь мы знаем, что Маннеринг лжец. Мы знаем, что он не ходил на Принц-Риджент-корт вообще. Где он тогда на самом деле взял эту записку и почему ему было так необходимо во все горло кричать о том, что он нашел ее в квартире? Если принять во внимание тот факт, что записка с одной стороны была выпачкана углем, становится ясно, что нашел он ее на месте преступления. Пытаясь объяснить следы угольной пыли на записке, Маннеринг совершил непростительную ошибку, выдумав, что он нашел этот листок в квартире Холмса возле камина. Каррутерс бывал в этой квартире, он заходил в комнаты и ни в одной из них не обнаружил ни камина, ни дров, ни угля. Вы, друзья мои, должны бы знать, что эти съемные квартиры отапливаются электрическими обогревателями, позором для всей человеческой цивилизации.