Книга Видеть – значит верить, страница 29 – Джон Диксон Карр

– Ну ладно, ладно.

– Спасибо. А теперь… – Шарплесс разгладил крылья галстука-бабочки – Теперь надо продолжить расследование. Постараюсь не задерживаться. Чувствуй себя как дома.

Легко сказать; чувствовать себя как дома при подобных обстоятельствах – задача не из простых.

Когда за спиной Шарплесса закрылась дверь, Кортни обвел комнату угрюмым взглядом. Увидел обитое парчой кресло, но решил в него не садиться. Хотел было рассмотреть две-три картины на стенах, но пол оказался капризным, и каждый шаг сопровождался скрипом, возвещавшим о присутствии чужака.

Кортни слышал, как тикают часы и размеренно дышит Вики Фейн. «Да, она привлекательная, – подумал он, – но лучше уж отправиться на виселицу, чем угодить в подобную ситуацию из-за женщины».

Меж окон стоял письменный стол с личными вещами Артура Фейна. Лежала на нем и банковская книжка, раскрытая и аккуратно прижатая линейкой. Кортни отметил, что на счету Фейна в «Кэпитал энд Каунтиз бэнк» числилась приличная сумма – две тысячи двести фунтов, второпях отвел глаза и, размышляя, зачем держать такие деньги на текущем счету вместо сберегательного, открыл стеклянную дверь и вышел на балкон.

Двумя минутами позже дверь спальни тихо отворилась.

Вдыхая аромат травы, разогретой недавним солнцем, Кортни ничего не услышал бы, не будь дверь открыта с чрезвычайной скрытностью, чтобы не произвести ни малейшего скрипа, – и в результате она, конечно же, заскрипела.

Кортни обернулся.

В комнату осторожно вошла молодая женщина со светло-золотистыми волосами и лицом вроде тех, что обожали прерафаэлиты.

Окинув коридор быстрым взглядом, женщина закрыла дверь.

Сознание тридцатитрехлетнего и свободного от привязанностей Филипа Кортни зарегистрировало два факта. Во-первых, судя по описанию, перед ним была Энн Браунинг, которую Шарплесс однажды назвал замухрышкой, а полковник Рейс – по словам сэра Генри Мерривейла – заявил, что «она свое дело знает». А во-вторых, означенная Энн Браунинг оказалась самой красивой и желанной женщиной из всех, кого Филип Кортни повидал за тридцать три года жизни.

Он смотрел на нее и не мог насмотреться.

Простое белое платье с довольно длинной юбкой подчеркивало и хрупкость, и прелесть ее фигуры. Энн Браунинг осмотрела комнату, дабы убедиться, что здесь никого нет, после чего обогнула кровать, стоявшую изголовьем к стене напротив окон, и приблизилась к туалетному столику в левом углу у той же стены.

Кортни, прикусив язык и сдерживая внезапный приступ кашля, остался на месте.

На столике стояло большое круглое зеркало. В свете ночника в нем отражались раскрасневшиеся щеки Энн и ее внимательные вороватые глаза. Девушка стояла так, что Кортни не видел, чем она занимается, но предположил, что объектом ее интереса служат туалетные принадлежности. Звякнуло стекло, раздался звук, с которым роются в коробке с заколками, и тут снова открылась дверь, ведущая в коридор.

Энн ахнула и распрямилась.

Вошедший изумился не меньше, чем она.

Под тиканье часов он медленно убрал ладонь с дверной ручки. По описанию – типичный Джон Буль с забавной прической; Кортни пришел к выводу, что перед ним доктор Ричард Рич.

– Надеюсь, не помешал? – вежливо пробасил он.

– О нет! – с улыбкой ответила Энн; Кортни видел ее профиль, отчасти отраженный в зеркале, видел приподнятый подбородок и грациозный изгиб лебединой шеи. – Я думала, что оставила здесь косметичку, только и всего. Но, как видно, ошиблась.