Книга Ну а теперь – убийство!, страница 28 – Джон Диксон Карр

Моника вошла в маленькую прихожую, где были еще две ступеньки, поднявшись по которым она ступила через открытую дверь в комнату, что окнами выходила на фасад. Тут она ударилась лодыжкой о стул, слегка ободрав ее. Страха Моника не испытывала, зато почувствовала внезапную злость на Томаса Хэкетта, который поставил ее в столь глупое положение. Неужели нельзя было напрямую сказать, что им нужно? К чему эта буффонада?

Вынув из сумочки коробок, Моника чиркнула спичкой. В неверном пламени спички она увидела комнату, которая была устроена настолько реалистично и меблирована с таким совершенством, что Моника ощутила едва ли не шок: складывалось впечатление, что она действительно проникла в настоящий дом.

В Ист-Ройстеде и окрестностях именно так комнаты и обставляли. Они были буквально пропитаны атмосферой девятнадцатого века. У мистера Ленсворта, стоматолога из Ридли, была почти такая же приемная. Стол в середине комнаты покрывала красноватого оттенка скатерть с кисточками, а на спинки стульев были накинуты салфетки. Картину «Банджоист», что висела над каминной полкой, Моника много раз видела в доме своей бабушки Стайлз.

Спичка погасла. Тогда Моника заметила, что на противоположной стороне комнаты есть дверь, из-под которой пробивается тонкая полоска желтого света.

Мистер Хэкетт говорил что-то о задней комнате. Натыкаясь на предметы, Моника добралась до двери и открыла ее.

Голубовато-желтое пламя газовой горелки задрожало от потока воздуха. Горелка находилась под почти плоским колпаком, похожим на стеклянное блюдо, и крепилась на кронштейне к стене над бюро с деревянной шторкой. Комната оказалась маленькой и темной, ее пол был покрыт линолеумом. В центре стоял стол, на котором лежали стетоскоп и фельдшерский чемоданчик. Черная каминная полка внушительных размеров была завалена ватными тампонами и бинтами, стеклянными мензурками, градусниками и шприцами. От одной стены выступал металлический раструб переговорной трубки, с помощью которой жена врача, видимо, могла беседовать с супругом, находясь в комнате этажом выше. Под трубкой висели полки, заставленные всякими склянками и книгами. Имелась там и пара обитых плюшем стульев, а также анатомическая таблица довольно зловещего вида.

Однако в комнате никого не было.

Неяркое пламя бросало отблески на медицинские склянки, на изготовленное из клена бюро и металлический раструб переговорной трубки.

Из широкого заднего окна, которое было покрыто пылью, но не занавешено, Моника увидела погруженный в сумрак съемочный павильон, и ей стало поспокойнее: это все не более чем мир иллюзий! Внутренне она даже восхищалась реалистичностью окружавшей ее обстановки, хотя и чувствовала себя не в своей тарелке. Однако к этому восхищению примешивалась доля чистейшего суеверного страха. День выдался богатым на эмоциональные перепады, и к тому же Моника ничего не ела с самого утра. Ее живое воображение, соединившись с детскими воспоминаниями, заселило эту комнату людьми, что жили тут, в этих стенах, покрытых влажным налетом. Ей стало интересно, что же такого натворил «Родман Тэрисс, врач». А еще ей стало интересно, что она будет делать, если дверца буфета вдруг откроется и из него кто-то выйдет.

У нее над головой тихо скрипнула доска в потолке. Потом скрип повторился.